Похоже, что примерно те же чувства обуревали Алана, который и так делал героические усилия, чтобы не смотреть на выглядывающий из-под халата край кружевной ночной рубашки и стройные ножки с узкими щиколотками. Во всяком случае, аккуратно постелив ей на диване, он опустил свои густые длинные ресницы и, пробормотав «Спокойной ночи!», быстро ретировался в направлении спальни.
Кристина дождалась, пока за ним закрылась дверь, и, соскользнув с кресла, забралась в постель, предварительно погасив в комнате свет.
Удивительно, но, чуть не задремав в присутствии Алана, она совершенно проснулась, как только ее голова коснулась подушки. Сначала девушка просто лежала, лениво разглядывая все, что находилось в зоне ее видимости, потом начала считать кроликов и, наконец, стала сама себе мурлыкать колыбельную песню.
Так прошло почти два часа. Все трещины на потолке, изгибы люстры и противоположная стена, вдоль которой выстроились шкафы с книгами, были внимательнейшим образом изучены, пересчитана целая кролиководческая ферма и трижды спета единственная известная Кристине колыбельная «Спи, моя радость, усни!», причем последний раз она попыталась ее переложить на мотив модной в 60-е годы песни «Когда святые маршируют».
Спать не хотелось категорически, особенно после безуспешной борьбы с Моцартом.
Наконец, устав от дуэли с бессонницей, Кристина уселась на импровизированной постели, подперла рукой голову и затосковала. В доме царила гробовая тишина.
Ну вот, подзуживал ее гаденький внутренний голос, я тут мучаюсь бессонницей, а Алан за стеной дрыхнет как сурок. Неужели его совершенно не трогает, что в доме находится посторонний? Вернее, посторонняя? Вернее, старая приятельница, которая, кстати, очень в нем нуждается! Ну сурок да и только! Ну ничего, дорогой, на каждого сурка есть свой День сурка!
Вдохновившись таким образом на неправое дело, она спустила босые ноги на маленький коврик и, не надевая тапочек, зашлепала по паркету в направлении хозяйской спальни.
Ощупью пробираясь по чужому дому, Кристина достигла заветной двери и, взявшись за ручку, замешкалась.
Все в ней — и характер, и воспитание — истошно протестовало против этого поступка, и она стояла в нерешительности, не зная, что делать: плюнуть на миссис Картрайт и войти или не искушать судьбу и попробовать еще раз пересчитать кроликов?
При воспоминании о непреклонной соседке, у Кристины заныло под ложечкой, а рука, которой она секунду назад держалась за дверную ручку, сама собой спряталась за спину. М-да, не получится из нее гетеры, хотя прогресс, безусловно, на лицо. Если бы еще несколько месяцев назад ей кто-нибудь сказал, что она окажется ночью в доме чужого мужчины и станет ломиться в его спальню, она бы долго смеялась над подобной фантастикой.