— Нет, князь, грабит, как все викинги. Много йомсвикингов себе набрал, в Йомсборге осел. Оттуда по всему побережью ходит, грозен весьма.
Несколько мгновений Владимир задумчиво смотрел вдаль, потом вдруг тряхнул головой, точно выбрасывая из нее что-то, и усмехнулся:
— Пусть себе! Без него забот много!
Волчий Хвост зло пробурчал:
— Неблагодарный щенок! Приютил его князь, от смерти спас, выкормил, а он!..
— Не кори, каждый ищет где лучше, — осадил воеводу Владимир. — Знать, его доля — по морям бегать за добычей.
Он не стал добавлять то, что подумал: «А моя — быть преданным всеми…».
* * *
Земля совершила круг своей благости, наконец растаяли снеговые горы, отзвенели вешними водами быстрые ручьи, зазеленел лес, вовсю защебетали птицы, объявляя всему миру о появлении потомства. Весна — она веселая, зеленая, с надеждой на новую жизнь.
Только не для всех. Рогнеда уже вторую весну в Изяславле. Первую почти и не видела, приехала, когда уже все не только зазеленело, но и отцвело. За хлопотами обустройства не заметила, как на смену весне пришло жаркое лето.
В углу надсадно жужжала попавшая в паутину муха, билась, стараясь выпутаться, спасти свою жизнь. Временами нудный звук затихал, муха, видно, уставала, но потом начинала снова. Рогнеде пришло в голову, что и она так. Первые месяцы отчаянно ждала Владимира, втайне надеясь, что опомнится, приедет за женой и сыном. Потом гонца с покаянным призывом вернуться. Теперь — чтобы хоть поинтересовался, как она живет в этакой глуши.
Сначала Рогнеда просыпалась в ночи от любого стороннего звука, казалось, что это князь, примчался, не выдержав разлуки. Подолгу глядела в сторону дороги, ведущей к Турову, хотя дороги как таковой не было, в Изяславль ездил мало кто, пожалуй, только возили причитающуюся дань, лишь траву и приминали, даже колеи путной не видно. Вокруг лес и лес. Изяславль действительно был совершенной глушью. Поставленный по ее собственному выбору далече от всех городов, он и жил только княжьим двором.
Когда княгине передали волю мужа, чтоб выбирала себе место изгнания, она почему-то сразу вспомнила маленький городок в лесной глуши, где однажды побывала с отцом и братом. Сейчас и не вспомнить, зачем заехали туда, скорее всего, просто остановились по пути к давнему отцовскому другу и родственнику матери Туры. Когда лес вдруг расступился и взгляд уперся в невысокий тын, Рогнеда почему-то подумала, что будет здесь жить. Мысль была совершенно нелепой, и княжна выбросила ее из головы. За тыном пряталось несколько десятков изб и небольшой двор местного князька. Ничего примечательного, но, поднявшись от скуки на крепостную стену, едва державшуюся из-за ветхости ровно, Рогнеда ахнула открывшемуся виду. Небольшая речушка, приток Горыни, заграждавшая крепостицу с одной стороны, местами пряталась в глухих зарослях орешника и черемухи. Это было время черемухового цветения, далеко окрест разливался дурманящий, куда-то зовущий запах, сами цветы покрывали берега точно снег. Ночью она не могла заснуть от соловьиных трелей. Крошечные птахи точно перенимали песню друг у дружки, одна за другой заводя нежное техканье. Таким остался в памяти Рогнеды крошечный град, даже имя его не запомнила, с пенистым цветением черемухи и соловьиными песнями любви. Казалось, здесь живут только счастливые, любящие друг дружку люди, не знающие забот и печали, не ведающие предательства, лжи и обмана. В тяжелые минуты часто вспоминала те самые заросли черемухи на берегу безвестной речушки, а когда пришло время выбирать, куда спрятаться от обиды и гнева мужа, не задумываясь сказала об этом граде. Да еще и к владениям Туры близко. Князь согласился — ему, пожалуй, все равно.