Добрыня не мог понять племянника:
— Ты звал Рогнеду в жены, она отказала. Презрительно отказала. Ты взял ее по праву победителя. Почему теперь надо заботиться о ее чести? Хочешь, прикажу, чтоб убрали эту гордячку отсюда совсем, если она тебе покоя не дает? Ну, не станем отдавать дружине, выдадим замуж… за смерда какого-нибудь. — Дядя расхохотался, довольный своей выдумкой. — А верно, Владимир, давай ее выдадим замуж за смерда? И полюбуемся, как станет свиней кормить на скотном дворе.
Но Владимиру это было не по нутру. Разозлившись на очередное оскорбление Рогволода, он велел казнить всю семью, оставив в живых только Рогнеду. И теперь раздумывал, что делать с самой княжной. Если честно, Рогнеда сразу запала в душу князя, ее сопротивление по ночам только усиливало эту привязанность, хотелось ласкать юную женщину всякий вечер, утром видеть ее испуганные серые глаза и чувствовать, как трепещет красивое тело, невольно отвечая на горячие ласки. Владимир влюбился. Когда Добрыня это понял, то не расхохотался по варяжской привычке, а внимательно посмотрел на племянника и посоветовал:
— Возьми с собой. Объяви женой, пусть сыновей рожает. Она красивая, дети будут крепкие.
Глаза Владимира довольно заблестели: дядя высказал то, чего ему самому больше всего хотелось.
Утром он, сладко потянувшись, объявил невольнице:
— Я в Новгород ухожу, пора!
Та застыла, чуть дыша: вот оно!
— А… я?
Князь покосился хитрым синим глазом:
— Что ты? Ты со мной. Или не люб? Ежели люб, то станешь женой, а нет, так оставайся здесь… Только с кем? Твоих давно в живых нет, здесь варяги хозяйничать станут.
— А… Ярополк? — осторожно поинтересовалась Рогнеда о своем женихе.
— Не твоя печаль! — отрезал Владимир, рывком вскакивая с ложа. Он стоял нагой и прекрасный. Рогнеда стыдливо отвернулась, но глазом косила, любуясь княжьим крепким телом, сильными руками и ногами… Тот, видно, заметил, захохотал, стягивая с нее накидку, какой всегда прикрывала свою наготу, провел трепетными пальцами по груди, животу и снова бросился к ней на ложе.
Рогнеда быстро понесла, какова же была ее радость, когда повитуха, смотревшая княгиню, объявила, что будут два сына! И хотя у Аллогии, жены Владимира, уже был сын Вышеслав, полочанка хорошо понимала, что, родив князю сразу двоих, станет особо дорога. Владимир и впрямь радовался известию, как ребенок, но ему было не до того. Князь не стал задерживаться в Новгороде, пошел на Киев, как и угрожал брату. Рогнеда отправилась вместе с мужем, несмотря на свое положение. Оставаться в Новгороде вместе с Аллогией, хотя и переставшей быть настоящей соперницей, ей не хотелось. Но и Аллогия поспешила следом. Владимир точно совсем забыл о первой жене, был весь поглощен новым ощущением князя-мстителя. Сначала мстил Рогволоду за унижение, теперь брату Ярополку за гибель другого брата, Олега. Нет, он совсем не любил Олега больше самого Ярополка, братья презирали робичича Владимира, и тот отвечал им неприязнью. Но одно дело не любить, совсем другое — убить. Князю казалось, что нет ничего хуже братоубийства. И Добрыня подначивал, зовя и зовя мстить Ярополку. Иногда Владимиру казалось, что дядю гораздо больше волнует захват власти в Киеве, чем сама месть.