Дефолт совести (Смоленский, Краснянский) - страница 3

– Послушай, Козьмич, а какой сегодня день?

– Ноне двадцать шестое августа, – ответил старик и тут же, взглянув на свои «командирские» часы с красным циферблатом, добавил: – Девять часов сорок семь минут утра. Скоро, стало быть, обход...

– А год? Год-то какой? – Павел ухватил санитара за рукав халата.

– Ну ты даёшь, парень. Видно, совсем у тебя память отшибло. Одна тысяча девятьсот девяносто восьмой годок ноне от Рождества Христова!

– Дед, а дед? Мне срочно надо отсюда выбраться. Помоги, а? – явно не очень осмыслив всю обрушившуюся на него информацию, а скорее по наитию, взмолился Павел. – В долгу не останусь. Мне никак нельзя здесь задерживаться.

Неизвестно по какой причине Павел почему-то вдруг решил, что именно этот жутковатого вида старик, похожий на апостола Петра, ниспослан ему самим Всевышним. И именно он сможет помочь.

– Вот чего захотел! – всплеснул руками Козьмич и, неожиданно перейдя на шёпот, продолжил: – Нет, сынок. Не та я здесь фигура, чтобы из этого изолятора тебя извлечь. Там, за этой дверью, народ у нас хороший, душевный. Особливо один, тоже непонятно с какого ляду тута оказавшийся. Имя у него ещё какое-то странное, тьфу ты, все время забываю.

– Врач, что ли?

– Упаси господи! Из клиентов он. Меж наших психов говорят, что он то ли бывший разведчик, то ли контрразведчик. Словом, у них он как бы за главного. Ума у него, скажу тебе, на дюжину академиков хватит. С ним тебе обязательно надо потолковать, как выйти отсюдова. – Тяжело вздохнув, санитар бросил на Павла полный искреннего сочувствия взгляд и слегка провёл шершавой ладонью по русым волосам молодого мужчины. – А пока вот поешь кашку, сынок...

– Как же я, товарищ Козьмич, кашку есть буду привязанным? – раздражённо спросил Павел.

– Так я тебя мигом от этих держалок освобожу. Только не буйствуй... Памятью сына заклинаю... Скоро обход... Главное, сынок, больше прибедняйся, говори, что ни хрена не помнишь, мол, даже имя своё позабыл. – Старик достал из кармана мятый платок и смачно высморкался. – Тьфу ты, забыл ещё сказать, дурень я старый. С раннего утра тобой интересовались эти... Ну, эти самые... с Лубянки. Вроде ты какой-то там особо засекреченный...

Вот тебе новость! Так он ещё и засекреченный. Ко всему, что сумасшедший. Причём не простой, а политический! Было от чего тронуться умом.

Москва. Крушение надежд

Жарким августовским днём молодой учёный из Новосибирска Павел Фролов устало опустился на скамейку рядом с памятником Пушкину. На этот раз всё здесь было как-то не так, хотя что именно , уловить он никак не мог. Вроде всё как всегда – голуби, пыль, гравий под ногами...