Наконец минут через двадцать Лев оказался на нужной площадке. Потом без особого труда он добрался по узкому коридорчику до дрезины и увидел тоннель, уходящий в неизвестность. Изрядно потея и задыхаясь, Лев сумел раскачать рычаги дрезины и преодолеть первый, как ему казалось, самый трудный подъемный участок подземки. Он сразу пожалел, что не захватил перчатки, ибо быстро успел заработать волдыри. Но еще большие проблемы его ждали впереди: мало того что Лев вдруг остро ощутил самый настоящий приступ клаустрофобии, так еще дрезина, набирая бешеную скорость, понеслась под уклон без руля и ветрил. Журналист стал лихорадочно искать тормоз, дергая за какие-то рычаги, но тщетно, он не мог сдвинуть ни один из них.
«Наверное, заржавели! – пронеслось в голове журналиста. – Ну все, мне конец!»
Багрянский вдруг живо представил, как его коллеги по журналистскому цеху словно стервятники будут смаковать сенсационное сообщение о его гибели, дополняя официальную сводку своими досужими домыслами. В воображении нарисовались броские заголовки в столичных газетах – «Загадочная смерть в сталинском бункере», «Известный журналист стал очередной жертвой диктатора», «Смерть в царстве Аида»...
Багрянский вспомнил о фомке. Достав железяку из-за пояса и крепко сжав ее двумя руками, он попытался подложить ее под правое заднее колесо дрезины. Раздался чудовищный скрежет металла. Из-под колеса посыпались искры. Это было похоже на фейерверк. Фомка вмиг раскалилась и обожгла ладони. Лев от боли заорал нечеловеческим голосом, но фомку из рук все же не выпустил, ибо это был единственный шанс на спасение. До «конечной станции», то есть до кирпичной стены, оставалось метров двадцать. К счастью для журналиста, дрезина резко замедлила ход и наконец остановилась.
Дальнейший путь вконец обессилевшего Багрянского прошел без эксцессов.
...Когда Лев появился на пороге дома Духона, он был в полубессознательном состоянии. Лев практически не помнил, как он, что называется на автопилоте, прошел все подземелье, потом лесную дорогу, о которой ему говорил Демидов, и наконец достиг поместья друга. Он даже не удивился тому, что ни в бункере, ни на выходе из него его никто не встретил. Скорее всего, доктор Табачников не смог по каким-то причинам попасть на Рублевку и предупредить Духона.
Обалдевший от неожиданности Александр, завидев едва держащегося на ногах человека, протягивающего ему окровавленные и обожженные руки, поначалу явно не признал в нем давнего друга. Багрянский был похож на последнего бомжа. И только внимательно вглядевшись в лихорадочно блестевшие глаза, Духон, наконец поняв, что перед ним именно Багрянский, радостно заорал: