Хеллингер становится в качестве заместителя участницы напротив клиента. Через некоторое время Хеллингер делает шаг в сторону клиента. И клиент делает шаг вперед. Затем Хеллингер медленно поворачивается назад и смотрит на пол. Клиент отходит на несколько шагов назад и отворачивается.
Хеллингер просит четырех заместителей для жертв лечь перед собой на пол на спину. Потом он становится перед ними и смотрит на клиента.
Через некоторое время клиент поворачивается. Он медленно подходит к умершим и ложится рядом с ними к ним лицом. Хеллингер покидает расстановку.
Хеллингер (обращаясь к участнице): Тебе это понятно?
Участница: Да, это понятно.
Хеллингер: Это для него единственная возможность вернуть свое достоинство. А знаешь, что было бы еще лучше? Чтобы он вернулся на родину и дал себя застрелить. Тогда он вернул бы свое достоинство.
В этот момент клиент в расстановке переворачивается на спину.
Хеллингер (когда участница хочет возразить): Речь идет об образах и о том, можешь ли ты им открыться. Не о том, чтобы он это мог сделать или сделал в действительности. Понимаешь?
Участница: Большое спасибо.
Хеллингер (обращаясь к заместителям): Спасибо вам всем. Станьте снова живыми.
Обращаясь к заместителю клиента: Как ты себя чувствовал там, на полу?
Клиент: Сначала я вообще не понимал, кто я. Когда ты ушел, я понял, что должен уйти. Я должен отвернуться. Я не должен смотреть туда.
Хеллингер: А теперь, в конце?
Клиент: Теперь я чувствую себя хорошо.
Хеллингер: Спасибо тебе.
Участник: Речь идет о пятнадцатилетней девушке, которая после нескольких попыток самоубийства пришла ко мне. Предыстория такова: она росла в двух разных опекунских семьях. Оба родителя страдают психическими заболеваниями.
Хеллингер: Что значит «страдают психическими заболеваниями»?
Участник: Мать страдает шизофренией в тяжелой форме и находится в медицинском учреждении. Об отце я в настоящий момент ничего не знаю кроме того, что он исчез.
Хеллингер: Я думаю, у нас достаточно информации.
Участник: Может, еще кое-что. Она сейчас живет в интернате после того, как в обеих опекунских семьях были случаи злоупотреблений.
Хеллингер: Каких именно злоупотреблений?
Участник: Была история с сексуальным домогательством со стороны дяди отца-опекуна в одной семье и отца в другой.
Хеллингер (после некоторого раздумья): После того, как мы об этом узнали, нам будет работаться лучше или хуже?
Участник: Хуже.
Хеллингер: Да. Потому что мы провели различие между добром и злом.
Оба смотрят друг на друга.
Хеллингер. Это происходит очень быстро. Такие слова, как «злоупотребление» и «домогательство» мобилизуют агрессию. Для кого теперь есть место в моем сердце?