Пешавар бурлил. Но в его базарной многоголосице Усама услышал великую песню борьбы! Она говорила, что здесь весь исламский мир собирает силы. Дабы изгнать захватчиков благословенной афганской земли!
Аллах акбар!
Нет бога, кроме Аллаха, и Мухаммед пророк его!!!
Сердце молодого командира переполнялось солнечной радостью. Однако вскоре он стал замечать, что не все так радужно, как хотелось бы ему видеть.
Афганские моджахеды вовсю предавались разврату и наркотикам. Об Аллахе вспоминали, только когда приходила финансовая помощь от шейхов из мусульманских стран. Бен Ладен думал, что его отряд встретят с энтузиазмом и сразу же бросят в бой. Но афганцы только поморщились и прозрачно намекнули, что лучше бы он просто приехал с деньгами. А потом и вовсе дали понять, что сейчас не до него…
«Это тыл, — утешал себя юноша. — Там, на передовой, — настоящие герои. А здесь — отбросы, которых полно на каждой войне. Те, кто воюет там, в отрогах Гиндукуша, не знают, что меня держат здесь, не пускают к ним на помощь, — думал он. — Там кипит настоящая жизнь, а здесь — накипь».
Он маялся от безделья в Пешаваре. Бойцы, которым он платил из своего кармана, были вполне довольны жизнью и не рвались в Афган. Усама не понимал этого: вы пришли не гашиш курить, а защищать веру! Но терпел, что оставалось делать? Он искал полевых командиров, которые взяли бы его с собой туда, где настоящее дело.
Поэтому, когда в Пешавар приехал по своим делам Ахмад Шах Масуд, то Бен Ладен страшно обрадовался!
Масуд еще не был Панджшерским львом, но был уже легендарным командиром. Из уст в уста передавали историю, как он отправился из Пакистана в Панджшерскую долину с отрядом в тридцать человек. На всех — шесть винтовок и девять пистолетов. По дороге в Панджшер они купили еще два автомата Калашникова. Вот и весь арсенал, с которым Ахмад Шах Масуд начинал джихад. Но вскоре одно его имя заставляло трепетать захватчиков-шурави…
«Вот он — настоящий герой, — мысленно воскликнул Усама Бен Ладен. — Я хочу сражаться плечом к плечу с ним!»
Но Масуд лишь окинул его презрительным взглядом.
— Мальчик, тебе сколько лет? — сказал он. — Шел бы ты к папочке. Хочешь помочь — давай деньги, а не приводи сопляков, которые толком автомат не умеют держать.
Резкость, непривычная для Востока, больно ударила Усаму. Но не только резкость: он был оскорблен в лучших чувствах. Масуд задел Бен Ладена за самую больную струнку. Усама очень комплексовал, что его принимают только как сына богатого отца.
«Сколько можно считать меня только сыном Бен Ладена?» — под такими заголовками много позже в арабских газетах появлялись интервью Усамы. Вообще-то он не любил журналистов. Но он очень хотел, чтобы его считали личностью. Чтобы знали: он всего добился сам, благодаря личным талантам, а не тремстам миллионам долларов, что получил в наследство.