— Да, это они умеют, и не только на экране. Но я ведь уже говорил, мы с Джессоном расстались раз и навсегда, причем не самым лучшим образом.
— Ну и как же лучше решить эту проблему?
— Какую? Мою с Джессоном?
— Да нет, — сказал Нортон. — С просмотром фильма.
Переубеждать его, похоже, было бессмысленно.
— Помнишь известный снимок атомной бомбы? Так вот, если совместить это облако в виде гриба с отрывками из документального фильма об операции на человеческом сердце — нам показывали на уроках биологии, — можно получить представление о внешнем виде часов после того, как на них обрушился нож гильотины.
— И все же я не понимаю, — заметил Спиайт, — как это Штольцу удалось превратить неподвижную фотографию в кинопленку с действующим, тикающим часовым механизмом.
— Остается лишь принять все это на веру, — сказал Нортон. — Этот тип практически изобрел весьма выразительное объемное изображение.
Не желая углубляться в технические аспекты достижений Штольца, я сказал:
— Лично для меня интерес представляет лишь выразительность отображения событий в романе, который я собираюсь написать.
Спиайт тут же навострил ушки.
— Так, значит, наш Центр может рассчитывать на скорое получение еще одной твоей высокохудожественной книжки? Продолжение «Бланков любви»?
— Нет. У меня на уме нечто более амбициозное. Развернутые контраргументы.
— В чей адрес? — в один голос воскликнули Нортон со Спиайтом.
— Джессона, разумеется. Он обвинил меня в неспособности сочинить хотя бы одно осмысленное и складное произведение, несмотря на пристрастие постоянно делать заметки. И еще сказал, что эти мои записи в книжке есть не что иное, как воровство.
— Нет, я больше не могу! — протянул Нортон.
— Вообще-то определенный смысл в его словах имеется. Я начинаю понимать, что выдумки имеют большое преимущество над реальностью.
— Ладно, если ты напишешь это произведение, — сказал Спиайт, — мы можем попросить Ник перепечатать его на свиток. И подсунем его в фонограф.
Я тут же отверг данную идею.
— Давайте оставим все эти механические штучки Джессону. Меня куда больше греет создание самых незамысловатых хроник. Ни звона колоколов, ни пения труб, ни боя барабанов, а уж тем более — никаких заводных ручек.
— Надо так понимать, это исключает наличие в хрониках мистера Потайные Отделения? — спросил Нортон.
— О нет, местечко там для него найдется.
— Когда закончишь, — сказал Спиайт, — я устрою выставку всех твоих работ, где будут и записные книжки, и роман, и «Бланки любви», и, возможно, даже новая раскладная «Камасутра» в картинках.
— Не думаю, что директор нашего заведения придет в восторг, узнав, что эта «Камасутра» представлена на всеобщее обозрение.