Взяв ассигнацию достоинством двадцать пять рублей, прочитал:
– «Государственные кредитные билеты имеют хождение во всей империи наравне с золотою монетою. За подделку кредитных билетов виновные подвергаются лишению всех прав состояния и ссылке в каторжную работу». Деньги эти благородные, ибо на красоте бумажной золотом рисован лик государя императора Александра Третьего. А ты, Пётр Аверьянович, его «мусором» крестишь. Честь царской фамилии Господь Бог ограждает. А ещё. Деньги эти мы в государеву казну передаём. Коль в отказе препятствие чинить станешь, слух по тундре до губернатора докатит. Что же касательно незаконного поселения, на то разрешительная бумага выдана уполномоченным Марковского уезда урядником Коноплёвым на имя жены моей Мотроны Прокопьевны Жирковой, являющейся дочерью ламутского князька Прокопия Жиркова. – Аким положил перед очумевшим исправником документ и, указав в него пальцем, дополнил: – Здесь всё чёрным по белому указано и царской печатью скреплено. Вот так, Пётр Аверьянович, мы с тобой квиты. Хоть ты и «просил много, а бери, что дают».
За воротами Рогожкина заколотила нервная дрожь. Он был не в состоянии осмыслить происшедшего. С ним прежде никто так не поступал. Аким Булавин – простолюдин, а как деликатно выставил его вон.
– Видно, «где закон, там и страх», – сорвалось с его тонко сжатого рта. – Мотрона – княгиня? – он болезненно захихикал. – Куда не ткни – князья да графья… Кого же к закону-то приставлять?
– И без похмелки, ваше благородие, – ляпнул долговязый казак.
– Лапоть! – визгнул на казака Рогожкин. – Птьфу!.. язви в бок.
Он досадно сплюнул и подался к берегу.
Булавины стояли на высоком крыльце и смотрели вдаль. Потемневшая под хмурой облачностью река торопливо уносила казачьи байдары к белопенному горизонту. Река вздулась, заходила капризной зыбью. Воздух наполнился влагой. Повеяло ягельной тундрой, смолянистой тайгой, оттаявшей мерзлотой, дождём. Весенняя гроза налетает на Приколымье неожиданно, неистово. Стремительный, грохочущий поток уносит за горы всё, что мешает обновлению природы, ниспосылая небесную благодать на омытую землю. Дышалось полной грудью и верилось, что чистое, как родниковая вода, семейное счастье Акима, Мотроны и Ванюшки не омрачится.
Присмирели и улеглись во мшистые берега большие реки. Зазеленела разнотравьем тундра. Щедро светило солнце. Затосковало сердце Акима. Загадочная Шаманка и распадок Хмурый не давали покоя. Дали манили, звали…Чувствуя душевное состояние мужа, Мотрона по простоте своей разрешила всё сразу.