Гордиев узел (Шлинк) - страница 12

Они поехали на ее зеленой малолитражке. В машине, которая постояла на солнце, было жарко, и они открыли верх и оба окна. Стало даже прохладно. За Лурмареном Георг остановился, достал из сумки платок и повязал на шею, чтобы не простудиться. По радио передавали какое-то сумасшедшее попурри на известные темы, от Вивальди до Вагнера, в джазовой и эстрадной обработке, слащаво-сентиментальные опусы для любителей кича. Они развлекались тем, что заключали пари — какая тема будет следующей, и в конце концов она осталась должна ему три petits blancs,[9] а он ей пять. Потом они добрались до Боньё. Городок, расположенный на вершине высокой горы, мерцал в лучах полуденного солнца. Попетляв по узким улочкам, они поехали вниз, вдоль виноградников, в направлении Route Nationale.[10] Они говорили о музыке, о кино, о том, где и как они жили, а на пикнике он рассказывал ей о Гейдельберге, о Карлсруэ, о своих адвокатских буднях и о жизни с Ханной. Он сам удивлялся своей открытости, им овладело какое-то необычное, радостное чувство доверия к ней.

После пикника они перешли на «ты», и она расхохоталась, узнав, что ее имя в немецком варианте звучит так резко и грубо.

— Нет, Франсуаза, все зависит от того, как произносить. Конец может звучать как взрыв или как выдох… — Он продемонстрировал ей и то и другое. — А я… я… вообще не стал бы называть тебя Франциской.

— А как?

— Кареглазкой. У тебя самые карие глаза из всех, что мне когда-либо доводилось видеть. По-французски так не скажешь, а по-немецки — очень даже милое имя. И именно так бы я тебя и называл.

Она смотрела вперед, на дорогу.

— Это ласкательное имя?

— Это имя для человека, который нравится.

Она серьезно посмотрела на него. Волосы упали ей на лицо, прикрыв левый глаз.

— Мне приятно путешествовать с тобой на машине среди этих красот, — сказала она.

Георг выехал на платную автомагистраль, остановился на площадке контрольного пункта, вытащил карту из автомата и втиснулся в поток машин.

— Расскажи мне что-нибудь, — попросила она.

Он рассказал ей сказку про гусятницу. Стихи он сначала произносил по-немецки, а потом по-французски; он помнил их наизусть. Когда камеристка сказала: «Такая обманщица достойна была бы того, чтобы раздеть ее донага, посадить в бочку, утыканную гвоздями, а в ту бочку впрячь двух коней и возить ее по улицам вверх-вниз, пока не издохнет», она испуганно ахнула. Она догадалась, что король ответит: «Эта обманщица — ты сама, и произнесла ты свой собственный приговор, и да будет тебе по слову твоему».

По дороге до Монтелимара она рассказала ему польскую сказку, в которой крестьянин обдурил черта, потом они молча слушали музыку — квартеты Моцарта. Заметив, что Франсуаза уснула, Георг сделал радио тише. Он радовался движению, несущемуся навстречу ветру, тихому посапыванию Франсуазы и ее блаженному причмокиванию, когда она, встрепенувшись во сне оттого, что ее голова съехала вниз, вновь прислоняла ее к стеклу.