Матвей полез в карман, решив, что теперь пришла его пора угощать, но Эрик перехватил его руку.
– Ты гость и платить буду я.
– Ты и так заплатил достаточно денег.
– Все равно. Ты очень хорошо играл и я хочу тебя отблагодарить.
– Мне не нужно от тебя благодарности.
– Послушай, Маттеус. Пять лет назад в Западном Берлине, где я был без единого пфеннинга, меня тоже угощали друзья, а часто и вовсе незнакомые люди. Они говорили мне: «Пей, Эрик, заказывай все, что хочешь. Когда у нас будет не хватать, мы тебе скажем».
– Как ты попал в Западный Берлин? Ведь у вас там, кажется, была какая-то стена, – встрял в разговор один из ирландцев.
– Они выпускали тех, кто им был больше не нужен. Стариков, безнадежных больных, инвалидов.
Ирландец вопросительно посмотрел на дюжего германца.
– У меня был лейкоз, – объяснил Эрик. – Мне сделали химиотерапию и сказали, что жить осталось меньше года. Тогда я попросил выездную визу в Западный Берлин.
В бар вошли новые люди, Эрик приветственно поднял руку, к нему протиснулась девица с разбитными глазами, прижалась всем телом и потерлась о щеку. Подошли еще несколько мужчин, они радостно загорланили, и немец стал знакомить со всеми своего русского друга, отличнейшего музыканта. На Матвея глядели с любопытством, и снова шевелилась в душе надежда, что быть может удастся зацепиться здесь и найти работу, выписать жену и детей и хоть сколько-то пожить нормальной жизнью. Но к надежде тотчас же примешалось горькое чувство, что все это поздно и несбыточно.
– А что было потом? – он повернулся к немцу и спросил только из вежливости – в сущности ему было глубоко на это наплевать.
– Я вернулся через год в Лейпциг. Меня снова обследовали, и оказалось, что, если не считать некоторых последствий лечения, я здоров. Показывали студентам, гордились. Потом выписали, но когда я хотел поступить в университет, припомнили, что я был в Западном Берлине и не приняли документы. С тех пор у меня нет ни образования, ни постоянной работы. Я живу на маленькое пособие и деньги Беаты. И это моя первая проблема.
– Хорошее же должно быть пособие, – пробормотал музыкант. – У тебя все проблемы такие?
Иронии немец не почувствовал – или же ему хотелось выговориться и рассказать русскому то, что он не рассказывал никому.
– Наш дом вернули прежнему хозяину. Он делает там ремонт, а когда окончит его, то повысит плату за аренду, и мы вынуждены будем переехать. Только не знаю куда.
Матвей подавил в себе сочувствие простой мыслью: если бы у него не было работы, он бы не угощал в баре водкой незнакомого человека, не звал бы уличных музыкантов и наконец не ездил бы на такой машине. И потом если у тебя нет работы, но ты не соглашаешься ремонтировать дома, значит твои дела идут не так худо.