Потом началась зима, стало холодно бродить по бульварам, и, замерзнув, они заходили в старые дома и сидели там на широких подоконниках. Когда он потянулся поцеловать ее, Ленка не отвернулась, а сама его поцеловала, неумелого, несмышленого. И, глядя на него, вздохнула:
– Что ж мне делать-то с тобой, дурачок?
Вздохнула и не задумалась, да и сколько, кажется, можно про свою жизнь думать, перебирать, копаться в ней – пусть уж идет, как идет. Стали встречаться часто, а потом как-то раз поехали к нему на дачу, ехали два часа в электричке, еще столько же шли через лес, морозно было. Пришли, стали топить печь, он колол дрова, мужественно махая топором, а она сидела у огня и грела руки у заслонки – все, как в домике на речке Еломе. Потом легли, и руки у него оказались такими холодными, что Ленка отпрянула:
– Иди грей.
И он сидел раздетый на стуле, дрожал и грел руки о большой алюминиевый чайник, пока она не позвала его:
– Ну иди же, дурачок.
Он очень волновался, торопился, и она шепнула:
– Не переживай, все получится. – И вдруг почувствовала себя такой взрослой и умудренной и совсем маленьким показался мальчик, благодарно ткнувшийся в ее грудь.
Остыла печь, ветром выдувало тепло из летнего домика, и уже на рассвете – они все еще не спали – он встал и начал топить печь, а Ленка забылась и уснула.
А когда они вернулись в город, она вдруг стала думать, что будет, если об этом узнает его мать, как она станет смотреть ей в глаза, и не доведется ли опять услышать то, что выслушала она в ту ночь, когда ушла из дому. И сделала она это по обыкновению резко. Бросила ему в лицо, ошеломленному, после поездки на дачу:
– Больше не будем встречаться. Хватит.
Саша выпятил губу, задрожал.
– Не заплачь, – насмешливо буркнула Ленка.
– Я на тебе женюсь, слышишь, вернусь из армии, и мы сразу поженимся. Или сейчас, хочешь?
– Нет, – мотнула она головой.
– Ты не можешь меня ждать, да?
– Глупый, что твоя мать скажет?
– Я из дому уйду.
– Не надо, не надо из дому уходить, – почти крикнула она и уже спокойнее сказала: – Когда ты придешь, мне будет двадцать семь, а моему сыну семь.
– Ну и что?
– А то, что тебе учиться надо, институт кончать.
– Одно другому…
– Мешает, мешает одно другому. Молодой ты еще, понял?
Она уже злилась на себя за то, что они затеяли этот разговор, сидели в каком-то скверике и доказать друг другу ничего не могли. Ленка замерзла и встала.
– Ты просто не хочешь меня ждать, – печально сказал он. – Это понятно, это очень трудно.
– А, думай как хочешь, – вскинулась Ленка.
– Но если, слышишь? – крикнул он ей вдогонку. – Если только у тебя получится, ты дождись меня. Я ведь серьезно. Я все понимаю.