– Ну, тысячу получишь!
На лице у мальчика шла борьба, наконец он достал деньги и протянул наперсточнику.
Тот зажал их, высоко подняв в кулаке.
– Убирай ногу!
Под колпачком было пусто.
Вокруг сочувственно засвистели, белозубый развел руками и положил деньги в карман, а мальчик, до которого только теперь дошло, что его обманули и все эти подбадривавшие его люди заодно, вдруг заплакал и отчаянно закричал:
– Отдайте мне мои деньги!
Он бросился на наперсточника, вцепился в нательный крестик на крупной золотой цепочке и стал бить ладонями по груди. Его пытались оттащить, белозубый стряхивал его с себя, а тот орал как оглашенный и не отступал.
И тут появился милиционер.
В одно мгновение стаканчики исчезли, половина народа схлынула, а мальчик кинулся к сержанту.
– Та… таварищ миционер, – заговорил он, глотая звуки, – этот… вот этот, он у меня деньги украл.
Милиционер посмотрел на школьника, затем на мошенника, какое-то тупое, безучастное и покорное выражение промелькнуло у него на лице, он опустил глаза и молча шагнул в расступившуюся толпу, а белозубый дал мальчику пинка и сказал:
– Учись, лох!
Все это произошло так быстро, что Тезкин не успел ничего понять. Мальчик, глотая слезы, пошел по улице и пропал в толпе, наперсточник сел в подкатившие к тротуару запыленные «Жигули». А Саня был так подавлен увиденным, что и весь следующий день эта история не шла у него из головы.
Как никогда раньше, хотелось ему уехать прочь, чтобы не жить в зачумленном городе, где среди бела дня грабят детей, а милиция боится за них заступиться. «Боже, Боже, до чего мы дожили!» – бормотал он отчаянно.
– Что делать, брат? – сказал Голдовский, выслушав тезкинский рассказ. – Через это надо пройти. Зато никто и никогда теперь этого ребенка не обманет.
«Вы пройдете, – подумал тогда Саня, – я – никогда».
3
В середине августа все было оформлено. Тезкин жил уже только мыслями об отъезде, но за несколько дней до назначенного числа ему позвонил ранним утром Лева и, тяжело дыша, спросил, тщетно пытаясь изобразить в голосе насмешливость:
– Ну что, слышал?
– Чего еще?
– Спишь, что ли? Включи немедленно радио. У меня под окнами танки идут.
– Какие еще танки? – буркнул Тезкин, но радио включил.
Голдовский перезвонил через полчаса.
– Что скажешь, брат?
– Занятно, – ответил философ, – даже очень занятно. Хотя такие дела лучше начинать не в понедельник, а в воскресенье.
– Тебе занятно, – вскипел глава агентства, – ты через три дня уезжаешь, да еще, глядишь, получишь там под шумок статус беженца, а для меня это конец всему. Я вообще не уверен, что сейчас за мной не придут.