И вдруг он как бы между прочим предложил:
– Даша, у меня нет возможности отслеживать настроения в штабе. Могу я тебя попросить о небольшой услуге? Тебя не затруднит писать иногда отчеты о климате в коллективе?
Меня грубо сбросили с небес на землю.
– Ни за что! – крикнула я и опрокинула на себя коктейль. Алкоголь размывал очертания окружающих предметов.
– Отказ – это предложение поднять цену?
– О чем вы говорите... Я думала, что вы искренне, и мы...
– Мы – что? – спросил Курочкин и посмотрел на меня внимательно. Я молчала. В моей душе со скрипом и грохотом рушились воздушные замки.
– Милая Даша, пойми – чего ради я должен тебе доверять? Гарик тебе папа-мама, ты за него готова в огонь и воду. Особенно за большие деньги. Мда... Никто не хочет любить в нас обыкновенных людей, и это скверно. Не мои слова – Чехова. Дарья, ты что, плачешь? Боже мой, Дашенька, прости меня, старого козла, – напился и несу всякую чушь.
Я ревела. Разочарование, обида, а главное – убойная доза виски сделали свое дело. Ресторанная публика с нескрываемым любопытством наблюдала эту сцену, официанты замедляли свой бег с подносами. Тогда Курочкин, не спрашивая счета, бросил на стол кучку купюр, подхватил меня под руки и повел из зала. Подскочившему Алексею он сказал только одно слово: «Домой». Я еще отразила, что меня заносят в машину и бережно укладывают на сидение. Но как только мое тело приняло горизонтальное положение, сознание отключилось...
Когда я открыла глаза, вокруг было светло, шумела вода. По запаху я догадалась, что это ванная комната, и, по всей видимости, – не в нашем доме. Курочкин сидел на корточках и стягивал с моей ноги чулок. Сарафанчик и свитер, аккуратно сложенные, лежали рядом – с моей одеждой он разобрался с ловкостью сестры-сиделки. Так же ловко он усадил меня в ванну и начал мыть, как маленького ребенка. Я сосредоточенно наблюдала, как он проводит душистой губкой по моим плечам, спускается ниже и ниже... Он гладил меня по непутевой моей голове. Шампунь попал в глаза, и я недовольно заканючила.
Андрей Вячеславович наклонился ближе и спросил:
– Глазки щиплет?
Я хотела сказать: «Все отлично, тысяча спасибо за все», но получилось только: «М-м-м...»
– Сейчас мы все смоем, будет Дашенька чистая-чистая, – потекли его ласковые слова. – Кто же так пьет виски, дурочка?! С твоей комплекцией ничего крепче молока пить нельзя.
Голова уже не гудела, тепло сладко разлилось по всему телу. В облачках пара закружились влажные стены.
– Андрей...
Я сама притянула его к себе. Он развязывал галстук, боролся с пуговицами рубашки и ремнем на брюках и при этом умудрялся целовать меня – то крепко, взасос, так, что терялось дыхание, то мягко, одним прикосновением.