Утром на вилле Николь подсматривала, как Генри орудует электробритвой, и он, по-видимому, решил отплатить ей той же монетой.
— Тебя не научили стучаться? — раздраженно спросила она. — Во-первых, поднимаешь руку, во-вторых, стучишь. Усек? Показываю.
И Николь действительно не поленилась сопроводить свои слова соответствующими действиями, но едва она повернулась и подняла руку, узел у нее под мышкой развязался, полотенце скользнуло книзу и волнами легло к ее ногам.
Николь присела на корточки, чтобы поднять его, но Генри шагнул к ней, взял за плечи и заставил выпрямиться.
— Я постучал, — сказал он, — а ты не ответила. Я слышал какое-то жужжание.
— Фен. Я укладывала волосы.
Он подозрительно посмотрел на нее.
— Ты делаешь это специально?
— Делаю что? — пробормотала Николь. Она в спальне наедине с Генри, обнаженная, и его руки — на ее плечах… Как в ту ночь.
— Заводишь меня. — Он иронично усмехнулся. — Поздравляю, в этом ты побила все рекорды.
— Ошибаешься, полотенце упало случайно.
— Правда?
— Да! И я хочу наконец одеться. — Николь попробовала придать своему голосу твердость, но, увы, прозвучали лишь смятенные умоляющие нотки.
Генри заведен, но и она не бесчувственна. Страстное возбуждение овладело ее телом, и раболепный разум погас перед волей плоти. Помани ее сейчас Генри — и она раскроется, как бутон, ему навстречу.
— Не спеши, — прошептал он, не сводя с нее глаз, — ты верно сказала, я видел тебя всю. Но слишком давно. Мне необходимо вспомнить. — Из-под полуопущенных век он ощупывал, ласкал взглядом ее фигуру. — Ты обворожительна, материнство придало тебе мягкости.
— Я хочу одеться, — повторила Николь чуть слышно.
И Генри отказался от желанной добычи, которая, на самом деле, сейчас почти была в его руках! С невозмутимым видом он принялся насвистывать мотив своей любимой песенки — «Солдаты удачи».
Через несколько минут, торопливо одевшись, Николь вышла к нему в гостиную. Генри лениво просматривал светские английские газеты.
— Зачем ты здесь? — Она присела в кресло напротив.
— Хотел доложить, что Джонни заснул, а африканский колбасник восседает в зале ресторана.
Она взглянула на часы: без четверти шесть.
— Так рано? — удивилась Николь, подходя к большому зеркалу в гостиной. Осталось лишь подкрасить губы и надеть золотые сережки и кулон в форме подковы.
— Заявил, что освободился пораньше. — Генри заправил большие пальцы в карманы брюк. — Освободился от чего, интересно? Успешно обставил на кругленькую сумму какого-нибудь простофилю?
— Не знаю, не знаю… — равнодушно протянула Николь.
— Что ж, нашему пижону, разнаряженному в шикарный костюм, не терпится приступить к делу.