— Зачем ты экспериментируешь после такой колоссальной нагрузки? Вдобавок на улице темнота хоть глаз выколи. Право, ты ненормальный!
— Ничего подобного, у меня с собой фонарь, а вообще я здесь не для того, чтобы демонстрировать тебе свои достижения. Мы должны кое-что обсудить. — Он взглянул на ее утомленное лицо. — Но если ты собиралась ложиться…
— Не беда, я в состоянии тебя выслушать.
В коттедже Николь провела его через узкий коридор в гостиную, слабо освещенную торшером.
Старое трюмо, овальный коврик на деревянном полу, покрытый батиком тростниковый диван, плетеное кресло-качалка и журнальный столик составляли скромную обстановку этой уютной маленькой комнаты. Белые кружевные занавески были раздвинуты, и в открытое окно из садика вместе с теплым ветром вливался цветочный аромат.
Николь жестом пригласила его присесть на диван, а сама устроилась в кресле.
— Что за срочное дело заставило тебя прийти? — спросила она нетерпеливо.
— Я хочу объяснить, почему нам с Джонни лучше не встречаться, когда он вырастет. Помнишь, я говорил, что это не слишком удачная мысль?
Она исподлобья с досадой посмотрела на него. Без сомнения, после всех испытаний, выпавших сегодня на его долю, Генри еще острее почувствовал, как привязался к сыну, но к чему являться за отпущением грехов среди ночи?
— Я подумал, что недостоин находиться рядом с ним. — Слова застревали у него в горле. — Ему не нужен отец-калека.
— Вот новость! Разве для Джонни главное — твои проворные ноги?
— Я даже не смогу научить его тому, что умел делать раньше. Представь себе наставника, ковыляющего по спортивной площадке. — Генри презрительно хмыкнул. — Куда разумнее не позориться перед сыном.
— В жизни не слыхала подобной нелепицы!
— Не перебивай меня. В порыве самоуничижения я сказал себе: либо я буду Джонни безупречным отцом, либо вообще никаким. Но с тех пор кое-что изменилось. Во-первых, ты упрекнула меня на прошлой неделе, будто я опасаюсь насмешек и упиваюсь своим несчастьем…
— Я этого не говорила, — возразила ему Николь.
— Значит, подразумевала. Важно то, что твои слова разбили в пух и прах мои доводы. Но поначалу я сгоряча обвинил тебя в черствости и непонимании.
— А в чем заключался второй переломный момент?
— Он наступил несколько часов назад, когда я слегка пробежался по взлетной полосе.
— Не обольщайся, в экстренных обстоятельствах человек способен превзойти самого себя.
— Да, и все же я пробежал около ста метров. Пускай мне заказан путь на олимпиаду, но я нужен Джонни и уверен, что он, когда подрастет, будет гордиться своим отцом.