– Здравствуйте вам, – говорю на всякий случай голосом слабым и подавленным виной, мне еще не известной.
– Садись, – ответствует Володя голосом, от которого по стеклу окна пробежала изморозь, как по лужам при первых ночных заморозках. – Как жизнь молодая?
– Протекает помаленьку, – ответствую я, невольно пряча «свой нестерпимо синий, свой нестеровский взор».
– Протекает или вытекает? – безжалостно уточняет Володя.
– Так вроде того, что как бы иногда, то так, то этак…
– Где бомжара?
– Метет, – бестолково отвечаю я, пытаясь смятенным своим умом понять происходящее. – В смысле подметает. Дворником он нынче работает. Вроде справляется. Жильцы довольны. Комната у него в полуподвале. Женщина завелась…
– Красивая?
– Как бы выразиться, чтобы тебя не огорчить… На первом месте у нее шаловливость. И… как ее… Молодость. Ну, и само собой, конечно…
Красота. Какая же молодость без красоты и шаловливости… А бомжара, он же это… По части женщин капризный… С кем попало не будет…
– Что не будет? – спрашивает Володя, и до меня доходит – оттаивает мужик, оттаивает.
– Жить.
– Сегодня у нас какой день?
– Среда.
– И через неделю будет среда, – проницательно замечает Володя. – Я внятно выражаюсь?
– Ты намекаешь на то, что будешь ждать меня с бомжарой?
– Почему буду? – удивляется Володя моей бестолковости. – Уже жду! – Он открывает дверцу тумбочки, вынимает початую бутылку коньяка и щедро наполняет две, достаточно емкие хрустальные рюмки, которые успела поставить на стол Валя, неизменная его соратница. – За твои творческие успехи! Привет бомжаре! – с подъемом произносит Володя, и я с облегчением перевожу дух – оттаял мужик. Слава тебе, господи!
Капитан Зайцев несколько раз прошел вдоль дома, всматриваясь в полуподвальные окна, и наконец в утренних сумерках рассмотрел слабое свечение в одном из них. Он вошел в подъезд, спустился на один пролет лестницы, нащупал в темноте дверь и постучал.
– Входите! Открыто! – тут же прозвучал женский голос.
Зайцев вошел. Первое, что он увидел – кровать в глубине комнаты, даже не кровать, это был раздвинутый диван. Натянув одеяло под самые глаза, на диване лежала женщина. Только ее глаза Зайцев и увидел.
– Вам, наверно, Ваня нужен? Он метет, – глухо, из-под одеяла, пояснила женщина.
– Метель метет, все замела дороги, и лишь от сердца к сердцу близок путь, – пробормотал Зайцев, устало присаживаясь на табуретку.
– Хотите – поищите его, он в соседнем дворе. Или подождите. Ему пора уже возвращаться. А я поваляюсь, ладно?
– Валяйтесь, – вздохнул Зайцев.
– Вы, наверно, Зайцев?
– Точно.