— Отец, не говори так. — Нина подошла к Гаевому, взяла его за руку и заставила опять сесть в кресло. — Лучше объясни, за что ненавидишь Ярослава. Когда-то ты причинил ему зло. Так почему же вместо раскаяния у тебя в душе ненависть? Значит, правильно говорил Толстой, что мы ненавидим людей за то зло, которое им причинили, а любим за то добро…
Гаевой вскочил и набросился на Ярослава:
— Ты все рассказал ей?! Где же твое слово?
Нина опять заставила отца сесть на место и пояснила:
— Я уговорила Ярослава рассказать правду. Я должна была во всем разобраться, пойми! А ты не хотел мне ничего объяснять. Скажи хоть теперь: это правда, что ты засудил его отца?
— Нет! — прерывая ее, закричал Гаевой.
Взгляды Василия Федоровича, Нины и Ярослава попеременно скрещивались. Гаевой не выдержал. Вопрошающие глаза дочери и презрительная усмешка Ярослава что-то надломили в нем. Он незаметно помассировал грудь в области сердца и с усилием произнес:
— Да… Да, мне надоело носить этот камень на душе… Я совершил ошибку. Можете считать это преступлением. Судебные ошибки часто граничат с преступлениями.
— То была не ошибка, папа, — сказала Нина, внимательно и тревожно заглядывая ему в глаза. — Ты делал все сознательно. Человек легко ошибается, когда ему выгодно ошибиться. Ты мог и сам поверить в свою версию. Покайся, сбрось этот груз с души и станет легче.
— Проповедница нашлась! — желчно усмехнулся Гаевой. — Да, я покаюсь, хотя мог бы и молчать. Мое преступление недоказуемо. И за давностью лет ненаказуемо. Это моя добрая воля — исповедоваться перед вами. Но тогда уже и ты, дочка, расскажи, как собиралась помочь мне. Ты хотела выкрасть у своего… мужа бумаги, которые он на меня собрал.
— Это правда? — в голосе Ярослава зазвенел металл.
Нина опустила голову, не смея взглянуть на него, и тихо ответила:
— Да…
— Что же ты так плохо исполнила свою миссию? — продолжал допытываться Ярослав.
— У меня нет опыта в подобных делах.
Нина смотрела в окно, отвернувшись и от мужа, и от отца. Щеки ее пылали.
— А ты еще попроси у него прощения, дурочка, — проворчал Василий Федорович.
— Это наше с ней дело — кому у кого прощения просить, — заявил Ярослав.
Гаевой встал и подошел к Нине.
— Идешь со мной?
У Нины на лице появилось мученическое выражение. Она взглянула на Ярослава и встретила его твердый, испытующий взгляд. И тогда, покачав головой, очень тихо, но решительно ответила:
— Нет.
Гаевой вздохнул и, явно пересиливая себя, спросил:
— Отрекаешься от меня?
— Ни в коем случае, папа. Отрекаться от родителей — последнее дело.
— Что ж, и на том спасибо.