В первые годы остатки человечества сидели по бункерам и делали вылазки на поверхность единственно с целью помародерствовать или, в исключительных случаях, поторговать. Все общение между поселениями протекало в основном с помощью тех или иных уцелевших форм связи. А их оказалось неожиданно много. Не все спутники оказались сбиты, некоторые по-прежнему кружились вокруг планеты и исправно передавали информацию, да и зарытые в землю кабели электронных сетей на холод, голод и повышенный радиационный фон чихать хотели, а точечно их никто не бомбил. Устранить же случайные обрывы было не так уж и сложно. Так что информационное поле Земли хоть и обеднело в связи с гибелью большинства пользователей, но уцелело и при некотором усилии комфортно устроившиеся во льдах Антарктиды ученые, у которых системы жизнеобеспечения были сконструированы на высшем уровне довоенных технологий, могли связаться со своими земляками, родственниками или коллегам где-нибудь в Америке, ютящимися в наскоро преобразованной под жилище карстовой пещере.
Время шло. Ситуация на земле потихоньку нормализовалась, мать-природа пережила рукотворный катаклизм и затягивала раны. Биосфера уцелела примерно на треть, но никаких крысотараканов и ракоскорпионов не породила, процесс появления новых видов все же не столь быстрое явление. Нет, конечно, нелетальные мутации у животных были и по наследству передавались, но ничего слишком уж экзотического они не несли. Во всяком случае, у неразумных представителей живой природы. Примерно в те года появились те, кого сейчас официально называют измененными, а неофициально, как и встарь, мутантами, пускай даже этот термин отображает только половину возможных модификаций человеческого организма. Кроме генетических манипуляций, есть же еще и киберпротезирование. Вообще-то предпосылки для появления этого нового подвида Хомо Сапиенс возникали уже давно. Еще в фашисткой германии времен третьего рейха ставились опыты на людях. Были они, правда, провальными, но у кого что получается с первого раза? Неизвестно, сколько было еще проведено неудачных экспериментов, но незадолго до Войны, лет за пять, в армии наиболее развитых стран кинули клич на поиск добровольцев, желающих пройти процедуру коренного улучшения. Для них у ученых был предусмотрен впечатляющий ассортимент перспективных разработок. На свинках, обезьянах и приговоренных к смерти испытания, видимо, уже были и были успешными. Кандидатов нашли, но не очень много. Становиться чем-то отличным от человека желали единицы. Одни осторожничали, опасаясь за свое здоровье. Вторым сама идея не нравились, они считали ее неэтичной по различным соображениям. Третьи банально не хотели быть первыми и выжидали, пока весь набор мелких недочетов, неизбежных при создании любой более-менее сложной технологии, не будет устранен. Четвертые просто думали о карьере, ведь к высшим командным должностям в те времена человека с серьезным вмешательством в тело, а, следовательно, с изменившейся психикой, никто бы не допустил.