А потом все потемнело, в ноздри вошел, перехватил дыхание душный нефтяной дым. Все померкло. Последнее, что отчетливо увидел Калугин, было медно-желтое, осунувшееся лицо Ларионова с козырьком, нависшим над глазами, с водяными струйками, текущими по щекам…
Когда «Громовой» открыл стрельбу по вражескому тяжелому крейсеру, уже несколько минут «Ушаков» принимал на себя всю страшную тяжесть залпов орудий среднего калибра «Германа Геринга».
Да, пока рейдер неторопливо входил в губу, капитан Васильев успел отвалить от пристани, вывести «Ушакова» в намеченное на карте место. Капитан стоял на просторном деревянном мостике парохода с жестяным рупором в руках, и орудийные расчеты припали к пушкам, установленным на «Ушакове» в первые дни войны, когда он вошел в строй вспомогательных кораблей нашего военного флота. Все здесь, от капитана до юнги, знали, на что идет «Ушаков», вступая в бой с тяжелым крейсером.
Но на гафеле «Ушакова» вился бело-голубой, краснозвездный военно-морской флаг; с берега, укрывшись в скалах, смотрели на него беззащитные женщины и дети, в сердцах моряков кипела непередаваемая ненависть к врагу, и потому каждый из экипажа понял и принял сердцем решение своего капитана.
Тяжелый крейсер медленно и осторожно входил в извилистое горло бухты. Он мог не торопиться. Только недавно вылетевшие в разведку и вернувшиеся на его палубу самолеты принесли хорошие сведения. Летчики, возбужденные легким зенитным обстрелом, донесли, что в гавани стоят танкер, баржа и ледокольный пароход. Сводка командования сообщала: англо-американский флот стягивается в Датский пролив, советские корабли поддерживают фланги армии на сухопутном фронте.
Командир «Геринга» знал, что богатая добыча не ускользнет от него, он может не спеша уничтожить три советских корабля, разгромить поселок на островах.
И вот он увидел движущийся прямо на него силуэт ледокольного парохода. И ледокольный пароход первый открыл стрельбу из своих пушчонок, став бортом поперек фиорда…
— Огонь! — кричал в мегафон капитан «Ушакова». Его морщинистое, выдубленное ветрами лицо исказилось. Все пушки «Ушакова» ударили вдаль, туда, где все грознее вырастал длинный, ощеренный пушками силуэт «Геринга».
И в тот же момент небо как будто рухнуло на пароход. Оно обрушилось снарядами вражеского корабля, разорвавшимися рядом в воде и в скалах.
И снова ударили пушки «Ушакова», и снова обрушилось на него небо, и часть мостика упала в воду, пламя выросло над рваными обломками. Но командир «Ушакова», ухватившись рукой за фальшборт, замахал биноклем, хрипло закричал в рупор: