Макс ехал по улицам родного некогда города, сжав зубы.
«Вот оно, – думал он, – вот оно, начинается! Начинается идиотское чувство радости при встрече с Родиной».
Он усмехнулся: даже в мыслях слово «родина» словно выговаривалось с большой буквы, как их учили в первом классе: «Родина», «Ленин», «Партия»…
Впрочем, слово «партия», кажется, писали с маленькой… Макс забыл. Он для того и покинул эту свою, с позволения сказать, родину, чтобы все забыть. Ему никогда не снилось ни детство, ни ленинградские белые ночи, даже мать ему не снилась…
И вот, оказывается, что ничего он не забыл, просто воспоминания эти ушли глубоко в подкорку и теперь вылезли наружу, как городской кот, привезенный на дачу, вылезает из своей корзинки: «А… что? А как здесь, оказывается, славно… Помнится что-то по прошлому году… А я еще ехать не хотел, в машине капризничал…»
Макс с душевным трепетом глядел из окна машины на обновленный, но все такой же родной и незабываемый город, на прямой как стрела Московский проспект, на дома, отражавшиеся в Фонтанке, на преображенный Невский и, наконец, на Дворцовую площадь, в детстве казавшуюся ему огромной – и сейчас тоже не обманувшую его ожиданий.
Они с матерью жили в Апраксином переулке, в огромной коммунальной квартире, и в детстве он, Макс, не носивший еще тогда дурацкого имени Макс, а бывший просто Максимом Беловым, проводил время у речки. Летом они вместе с ребятами ловили мелкую рыбешку для кота Робсона, который был назван так в честь знаменитого прогрессивного негритянского певца, потому что был угольно-черным, имел только белые носочки на лапах.
Зимой все бегали по льду на тот берег, и однажды они с соседским мальчишкой Ленькой провалились в чуть затянувшуюся ледком прорубь. Ленька был в тяжелом зимнем пальто, он быстро пошел ко дну и утонул бы, если бы Максим не вытащил его за воротник. А мама, увидев их обоих мокрыми и сообразив, что случилось, так страшно побледнела и схватилась за сердце…
У нее было больное сердце, а Максим ничего не знал. Она никогда не жаловалась и очень много работала. Они жили вдвоем, хотя отец у ребенка был, и даже фотография его висела на стене. Раз в год он появлялся и приносил грошовый подарок сыну на день рождения. Алименты тоже были мизерными. Макс понял это уже задним числом – рассказала соседка после маминой смерти. Оказывается, отец очень просил маму, чтобы она не подавала на алименты официально, а сам каждый месяц присылал по почте гроши, хотя работал каким-то начальником и зарплата у него была более чем приличная. Мать из гордости молчала, а сама работала машинисткой и все время брала работу на дом. Максим помнит, как в детстве засыпал под стук пишущей машинки.