— Ты действительно собираешься купить Белл квартиру? — спросила я Козетту.
— Лучше тебе, дорогая.
— Я и сама могу. Спасибо, конечно, но это правда. Мне будет полезно, как говорят, стоять на собственных ногах. Пора уже. Ты серьезно — насчет Белл?
— Понимаешь, — произнесла она, — Марк, кажется, считает, что это смягчит удар.
— Какой удар?
— Марк думает, ей не понравится, что мы продаем дом и переезжаем. По крайней мере, я предполагаю, что именно это он имеет в виду. Точно не знаю. Кажется, Марк очень смущен. Похоже, думает, что если Белл… получит компенсацию, то не будет так страдать.
— А почему она должна страдать?
— Она лишится дома, правда? Марк убежден, что Белл любит наш дом. Мне понятны ее чувства, я тоже его люблю, но это просто очередной этап в моей жизни, нечто такое, что я должна была сделать, но теперь пора двигаться дальше. Вроде мечты, которая осуществилась, а теперь я мечтаю жить с Марком в маленьком домике, где мы всегда будем вместе, потому что там мало места и просто невозможно расстаться. Считаешь меня безумной? Понимаешь, он думает точно так же, но не можем же мы оба сойти с ума, правда? Неужели я говорила, что так сильно его люблю, что могу умереть от любви? Нет, я так его люблю, что хочу жить. Мне так повезло, Элизабет, что иногда даже не верится. Я не могу поверить, что кто-то может быть так счастлив, что это все не кончается, а Марк чувствует то же, что и я.
Любовь изменила Козетту, редко говорившую о себе, всегда ставившую на первое место других, и теперь любой разговор она переводила на свои чувства и, естественно, чувства Марка. Она забыла о Белл.
Мне было несложно выполнить просьбу Марка, поскольку я почти не видела Белл. Только слышала — монотонное бормотание телевизора в комнате на первом этаже, скрип 104-й ступеньки, шаги у меня над головой. Она избегала меня — наверное, не только меня. Я занялась подготовкой к покупке собственного дома. Я могла купить дом в любом районе, поскольку неплохо зарабатывала писательским трудом, гораздо больше, чем если бы осталась верна полученной профессии и работала учителем, даже больше, чем получает завуч в школе или преподаватель в университете. Проведя много времени перед окнами агентств по продаже недвижимости, я, наконец, решила позволить им присылать мне предложения.
«Дом с лестницей» превратился в тихое, даже приличное место. В былые времена, когда я удалялась в свой кабинет и пыталась писать, мне иногда очень мешали шум, музыка, шаги на лестнице, громкие голоса, хлопанье дверей. Но теперь я по ним скучала — таковы странности человеческой природы. Одиночество толкнуло меня к Робину (в романе я написала бы, что одиночество толкнуло меня в его объятия), причем гораздо ближе, чем можно было бы предположить, учитывая наши несовместимые темпераменты. А потом приехала Эльза.