— Про беду нашу слыхали?
Кармен тяжко вздохнула, будто всхлипнула. Звонарь согнулся в поклоне:
— Скорбим, истинно скорбим вместе с вами, Гарий Хасимович. Господь покарает злодеев.
— Зачем Господь? — удивился Шалва. — Мы и покараем. Ты какой-то сегодня ломаный, Коля? Набедокурил, что ли, сверх обычного? — не дожидаясь ответа, поднялся. — Ладно, гляну на нее. Заведение закройте, чтобы никто не совался.
— Не сомневайтесь, босс.
На пороге хозяин обернулся.
— Девка меченая, нет? С хвостами, нет?
— Обычная шлюшка, — ответила бухгалтерша. — Но кто-то ее оберегает. Кто-то не из наших.
— Для чего оберегает?
— Не чувствую, господин. Оберегает — и все. Хранит.
— Ишь ты. Ну-ну!..
Звонарь проводил хозяина в подвал. Дежурный охранник при виде начальства вскочил с табуретки, вытянулся по швам и отдал честь.
— К пустой голове руку не прикладывают, — пожурил Шалва.
— Виноват, исправлюсь! — гаркнул дюжий молодец. Шалве он приглянулся: морда наглая, как у кота, такой за зеленую бумажку мать родную усторожит.
В камеру вошел один, Звонаря оставил за дверью.
Девушка сидела на грязном коврике под батареей, грелась. Больше сидеть в камере было не на чем. Шалва опустился на корточки у противоположной стены. Освещение скудное, лампочка под потолком на голом проводе.
— Узнала? — спросил Шалва. Девушка глядела не мигая. Перебинтованную руку уложила на колени.
— Вы — палач?
— Нет, не палач, — усмехнулся Шалва. — Но за палачом дело не станет. Да и зачем тебя казнить? Обольем кислотой, и живи сколько влезет… Имя, фамилия?
— Ольга Серова.
— Ну-ка встань. — Девушка поднялась, сморщась от боли. Рубашка порвана до пупа, юбка держится на честном слове, от колготок ошметки на икрах. Похоже, попользовали ее изрядно.
— Да-а,— протянул Гарий Хасимович. — Как говорят, ни кожи, ни рожи. Чем ты же приворожила этого остолопа? Как он вдруг из-за такой подстилки жизнь на кон поставил? Есть этому объяснение?
— Он пожилой, — сказала Ольга, — а я молодая. Вот весь секрет.
— Ага, — согласился Шалва.— Ну а он тебе как?
— Обыкновенный мужчина, как все. Самец.
Неожиданно Гарий Хасимович почувствовал слабое жжение в паху. Несомненно в этой худышке, в ее почти неслышном, хрупком голоске есть какое-то очарование. Если помыть, приодеть во все новое…
— Садись, — махнул рукой. Достал сигареты, закурил.— Значит, так, Ольга Серова. Мне с такой шелупенью, как ты, разбираться срамно, не по чину. Однако приходится. Погиб мальчик Гиви, кого я любил. Его убили. Такие долги надо отдавать лично. Вы оба с твоим пожилым каплуном виноваты в его смерти. Но с тебя какие взятки, ты несмышленыш. Давай заключим сделку. Отдай каплуна, и, может быть, подарю тебе жизнь. Ты мне веришь?