Террор на пороге (Алексин, Алексина) - страница 63

— А ты — мать двух вундеркиндов и уникальная кулинарка. Хозяйка дома! Для женщины это куда важнее…

— Не отводи мне второстепенную домашнюю роль. Раньше я была… — Она ностальгически закинула глаза к потолку. — Да, ты состоялся. Но что, Гришенька, состоялось в моей новой жизни? Я метапелю…[1] Какое неаппетитное слово! Ухаживаю за стариком. Раньше пожилые люди ухаживали за мной…

— Почему только пожилые? — перебил он. — За тобой ухаживали, если мне память не изменяет, с первого класса начальной школы.

— И это было! — с вызовом подтвердила она. — Но не переводи наш деловой разговор на романтическую тропу. В Житомире, между прочим, передо мной была не тропа и не парк, по которому я катаю старика в коляске, а большая дорога… по которой навстречу мне, Гришенька, устремлялись с надеждой десятки людей. Нет, сотни!..

Он называл ее уменьшительным именем с нежностью, а она его — с ироничным подтекстом. В Житомире она возглавляла отдел социального обеспечения. Обеспечивать же означало и обращать в зависимость. От нее зависели судьбы: кого облагодетельствовать персональной пенсией масштаба республиканского, кого — значения местного, а кому назначить пенсию вовсе обыкновенную, но так, чтобы и она тоже осознавалась благодеянием. Белла Арнольдовна владела всем этим действом, точно искусством… Но печься о старых, недужных, страдающих, возбуждать доверие, а потом, по возможности, оправдывать его она тоже начальственно навострилась. Ее власть не была жесткой или тем паче жестокой — она была человечной, насколько может быть человечной власть. Ей доставляло удовольствие приносить страждущим добрые вести, но так, чтобы они воспринимали доброго вестника благодетелем.

Социальные нужды в Житомире одолевали людей гораздо наступательней, чем нужда в успехах Гришиной научной лаборатории — и потому популярность его была несравнима со сногсшибательной популярностью Беллы.

И на новом месте она надеялась повелевать не только квартирой, детьми и мужем… Однако страстное желание это осталось неудовлетворенным. Дети, которым выпала не ее наследственность руководительницы, а Гришина склонность к науке, подчинились еще и каким-то неведомым ей в Житомире, до удали раскованным молодежным нравам. И вся не растраченная энергия ее доброжелательного диктата — но все же диктата — пыталась обрушиться на послушного в прежние времена Гришеньку. Да и муж принялся вступать с ней в дискуссии, в несогласия, чего в Житомире не случалось.

— Какой-то здесь другой воздух, — часто и обреченно констатировала она, не допуская мысли о том, что Гриша поклонялся раньше ее утраченной должности, а не ее личности… Проявлявшей себя, разумеется, и в должности тоже.