— Нет, — сказала ее племянница с бунтарским блеском в глазах.
— Послушай, Джорджиана! — Франческа решила проявить твердость. Мятеж надо давить на корню. — Когда мы виделись в последний раз, ты умоляла меня забрать тебя к себе.
— Нет! — заявила девочка. — Неправда! Я не хочу оставлять маму, Билли и Джека!
— Твой отец хотел, чтобы я тебя растила, дорогая. Ты должна принять его волю.
Франческа не ожидала такого рода трудностей. Джорджиана не реагировала на ее вполне разумные доводы и заманчивые планы так, как ей бы следовало реагировать, но, в конце концов, ребенок есть ребенок, и она всегда была своевольной. Возможно, ошибкой было вообще интересоваться ее мнением. Не девочке решать, где ей жить, это точно.
— Я уже поговорила об этом с миссис Хейвуд. Она знает, что твой папа хотел, чтобы ты жила у меня.
Лицо у Джорджианы сделалось красным. Она вскочила на ноги.
— Неправда! — крикнула она. — Мама никогда бы не сказала, что я должна уезжать с тобой! Она меня любит!
— Конечно, любит. И я тебя люблю. — Голос Франчески и ее тон выдали ее раздражение, как бы она ни старалась его не показывать. — Будь разумной, Джорджиана.
— Если бы ты меня любила, ты позволила бы мне остаться!
И тогда пол качнулся под ее ногами.
— Ты будешь продолжать видеться со всеми, к кому привыкла, — сказала она, пытаясь успокоить девочку. — Не каждый день, но мы будем приезжать в гости.
Глаза Джорджианы наполнились слезами — слезами гнева, а не печали.
— Мама не позволит тебе меня увезти. Я ей нужна. Ты хочешь, чтобы я поехала с тобой, только потому, что у тебя своих детей нет. Дядя Перси так сказал!
Франческа вздрогнула, как от удара.
— Это неправда! — бросила она в ответ.
Будь проклят Персеваль Уоттс и его поганый язык. Все прошло бы куда спокойнее, если бы Персеваль не настроил Джорджиану против нее. Франческа сделала над собой громадное усилие, чтобы умерить гнев и вернуться к тому первому моменту встречи, когда Джорджиана испытала радость от встречи. И она тоже.
— Джорджиана, зачем нам ссориться? Я думала, ты обрадуешься. Мы раньше так хорошо ладили!
Джорджиана не смилостивилась — она все еще была в гневе, но подбородок у нее задрожал.
— Тогда ты не хотела меня забирать.
— Я хотела, дорогая, — сказала она и тут же пожалела о своих словах, потому что от страха у девочки побелели губы.
— Нет! — истошно закричала ее племянница. — Нет! Мама! — Она развернулась и бросилась к двери.
— Джорджиана, пожалуйста! — воскликнула Франческа, но было слишком поздно. Джорджиана распахнула дверь и бросилась в объятия Эллен Хейвуд.