Его пальцы, до сих пор ласково скользившие вверх и вниз по этой поврежденной руке, остановились, сжав локоть, и Бекки дернулась. Он сразу ослабил хватку.
— Тебе больно?
— Нет, — промолвила она, хотя глаза заблестели.
— Твоя рука напоминает о случившемся несчастье, но, пожалуйста, не называй ее кривой и неуклюжей. Я никогда так не думал.
Чтобы успокоиться, она вздохнула.
— Ну а что насчет тебя?
— Насчет меня?
— Ну да. Ты же сказал, что я на тебя похожа из-за моих страданий. О моих страданиях ты, кажется, все уже знаешь. Теперь должен рассказать мне о своих.
Он иронически усмехнулся:
— А ведь мне не следовало рассчитывать, что ты забудешь эти слова, правда?
Бекки покачала головой, сохраняя совершенно серьезное выражение лица.
Он знал, что пора рассказать ей правду. Но сколько той правды рассказать, сколько — опустить? Да и разве не считается ложью умышленное умолчание о некоторых деталях? Но он уже привык лгать подобным образом. Все равно кто-нибудь очень скоро расскажет ей недостающую часть истории, в этом Джек даже не сомневался.
Насколько проще было бы просто уложить ее в постель. Овладеть ее сладкой и нежной, такой податливой плотью. Соблазнить, довести до восторга и самому достичь того удовлетворения, которого он ждал, казалось, целую вечность. Тело требовало действия.
Но он знал, что способен контролировать свои инстинкты гораздо дольше.
— Двенадцать лет назад я был восемнадцатилетним юнцом. — Приготовившись слушать, Бекки кивнула, и он продолжил: — Я оказался… в общем, я оказался втянут в скандал.
Какая давность! В те времена леди Ребекка была еще совсем ребенком и ничего не слышала о событиях, которые определили следующие двенадцать лет жизни Джека. Бекки вскинула голову:
— Что за скандал?
— Это касалось дамы, с которой я был знаком с самого детства, и ее мужа, маркиза. Общество сочло меня причастным из-за былой связи с этой леди…
— Причастным к чему? — переспросила Бекки.
Он смотрел прямо перед собой, на небольшой искусно украшенный камин. Огонь в нем разожгли еще до его прихода, и теперь пламя уверенно потрескивало за экраном; расписанным китайскими сюжетами. Сжав и разжав кулаки, Джек положил руки на колени, принимая позу покоя. Он ненавидел говорить об этом. Не хотел. Но это надо было сделать — иначе несчастную Анну непременно отрекомендуют ей как шлюху, а его самого — как развратного соблазнителя замужних женщин.
Его нервы были на пределе. Он собирался сделать это, хотя прежде никогда не рассказывал ни о своем прошлом, ни о своем изгнании, ни об Анне, ни об обстоятельствах ее смерти. Но было очень важно, чтобы сегодня Бекки узнала от него хотя бы часть всей этой истории. Остальное, несомненно, расскажут другие, и, уж конечно, представят Джека в менее привлекательном свете. Надо заранее сделать ей эту прививку, чтобы потом она сумела дать отпор сплетникам, тем, кто попытается из зависти или ради собственной забавы разрушить их союз.