— Точно. — Голос Джека прозвучал беззаботно.
— Я… понимаешь, у меня есть основания полагать, что я бесплодна.
— Что за основания?
— Ну, я была замужем целых четыре месяца, но так и не понесла.
— Иногда, чтобы понести, женщине требуется больше времени, чем четыре месяца.
Тяжело сглотнув, Бекки кивнула:
— Я надеялась… Я надеялась, если забеременею, то Уильям перестанет мною пренебрегать. И снова меня полюбит.
Всего четыре месяца! Как быстро сумел ее первый муж доказать, что он подонок.
— Люди ужасно беспомощны в подобных вещах. Возможно, высшие силы решили, что твое время еще не настало.
Но Бекки помрачнела еще больше:
— Возможно. Ведь если бы у меня родился от Уильяма ребенок, он потом остался бы без отца, а я бы всегда помнила, что его родной отец… — Голос ее точно растаял.
Он накрыл ее руку своей, так что, когда она сжала кулачок, он оказался как бы внутри его ладони. Гадалка сказала ему также, что он испытает в своей жизни великую любовь, но если не будет осторожен, то потеряет ее.
Джек знал, твердо знал, что в словах старой карги есть некая правда. Она думал, что она говорит об Анне. Но это было запоздалое предсказание, ведь Анну он уже потерял.
Впрочем, может быть, она имела в виду Бекки?
Прекрасная леди Ребекка Фиск, дочь герцога, раненое сердечко… И так богата! Мог ли он любить эту женщину? Она определенно ему нравилась. Нравилась с самого начала, и это чувство росло и крепло всякий раз, как он видел ее. От встречи к встрече он видел все новые особенности ее характера, узнавал о ней все больше.
— Доверие, — тихо промолвил он, — это решительный шаг. Человек должен решиться и изгнать сомнения, избавиться от всех опасений. Надо убедить себя в том, что тот, кому доверено самое дорогое, будет хранить этот дар у сердца и никогда его не разобьет.
— Я так легко доверилась Уильяму. — Она помрачнела. — Слишком, слишком легко.
— Да, ты подарила ему свое доверие со всей щедростью, присущей невинности. Но это было в последний раз.
— Да… — В знак полнейшего согласия она прикрыла глаза.
— Я понимаю.
— Тогда ты должен понимать, почему я больше никому не верю.
— И это я тоже понимаю, Бекки. Но у меня нет возможности доказать тебе неопровержимо, что я тебя никогда не обижу. Можно сколько угодно повторять «не обижу», но ведь это неубедительно.
— Нет, конечно. Слова всего лишь звук.
— Слова тут бессильны; только поступки могли бы предоставить тебе доказательства, в которых ты нуждаешься.
— Да.
Он повел плечами, потом поднес ее кулачок к своим губам, разогнул пальцы и поцеловал каждый.
— Тогда единственное, что я могу, — это постараться показать тебе, что чувствую к тебе. Как сильно хочу видеть тебя спокойной и счастливой. И какой будет твоя жизнь со мной.