С приездом Иоанна в замке поднялась суматоха. По его словам, зная, что неожиданный приезд застанет обитателей врасплох, он захватил с собой необходимые продукты. Затем он распорядился подготовить все для пиршества. Говорил же Иоанн главным образом об Ирландии. Потом, размышляя в более спокойной обстановке, Альенора осознала, что он толковал так, будто находился в этой стране весь период, который она провела взаперти в Винчестере. Но когда он очень смешно описывал обычаи и образ жизни ирландских вождей, подобные мысли показались бы неуместными. Он принес с собой дыхание внешнего, беспокойного мира, а также рассказал о Джоанне, живущей на Сицилии, об Альеноре, которая вышла замуж за самого богатого короля и тратила огромные суммы, возводя дворцы, устраивая турниры и великолепные празднества, о Джеффри и его детях, о Ричарде, усмирившем непокорную аквитанскую знать. За какой-то час он согрел ей сердце и целиком изменил ее умонастроение. Она больше не была женщиной, потерявшей одного сына; она чувствовала себя матерью счастливой, благополучной семьи. Альенора уже не считала себя заключенной, лишенной всяких надежд. Ее младший сын, которого она до тех пор как-то не принимала в расчет, пришел ей на помощь. Но за столом, уставленным блюдами с олениной, апельсинами и фигами, а также бутылками вина из Бордо, о котором Альенора столько мечтала и которое Иоанн привез с собой, он внезапно сменил тему разговора.
— До недавнего времени, — сказал он, — отец — нужно отдать ему справедливость — относился ко мне очень доброжелательно, но все-таки обращался со мной, как с ребенком. Сейчас положение изменилось. После моего возвращения из Ирландии и смерти Генриха он охотнее прислушивается к моим советам…
— Значит, он сильно переменился!
— Именно так. Дорогая мама, вам едва ли захочется обсуждать со мной вашу ссору с отцом, но я уверен, что при правильном подходе ее можно теперь уладить.
Иоанн поставил локти на стол и положил подбородок на раскрытую ладонь левой руки. В голове Альеноры вихрем пронеслось множество разнообразных мыслей. Быть может, как раз изобретательному и хитрому Иоанну, а не грубоватому и прямолинейному Ричарду суждено распахнуть двери ее темницы? И не означало ли улаживание ссоры, что ей придется вернуться в Лондон и занять свое место среди людей, которые, в угоду Генриху, целых десять лет называли ее убийцей и распевали на улицах песни о ней и красавице Розамунде, песни, в которых странным образом важное, хотя и явно преувеличенное место занимали маленькая шкатулка для рукоделия и шелковые нитки для вышивания? И какое значение могла иметь новая склонность Генриха прислушиваться к советам? Решительно отбросив пока все эти мысли, она почти в старой привычной манере сказала: