— Ну вот мы и в Англии, — сказал Генрих, когда его конь ступил на другой берег. — Здесь где-то должен быть замок или поместье. Поди, Ралф, узнай на мельнице.
Генрих и его спутники спешились и стали поить лошадей. Вскоре вернулся Ралф с мельником, обсыпанным с головы до ног мукой, встревоженным и заикающимся.
— Он говорит только по-валлийски, ваше величество.
— Кто-нибудь из вас понимает валлийский язык? — спросил Генрих.
Таких не оказалось, и Генрих принялся нетерпеливо объяснять знаками и выкрикивать отдельные слова, полагая, как и многие, что любой в состоянии понять незнакомый язык, если с ним разговаривать достаточно громко.
— Дом, еда! — крикнул Генрих, изображая жестами крышу, потом показывая на рот и энергично двигая челюстью. — Спать! — заорал он, кладя голову на сложенные ладони.
Пока мельник таращил глаза, прекрасно зная, о чем идет речь, и лихорадочно размышлял, как ему избавиться от постоя двенадцати голодных людей и стольких же голодных лошадей, в центр группы протиснулась старуха, согнутая почти пополам и закутанная в черный платок.
— Никак, я слышу английскую речь? — спросила она пронзительным дребезжащим голосом.
— Ты не ошиблась, старая. Приятная встреча. Быть может, ты нам поможешь.
— О, я сразу догадалась, — хихикнула она. — Жила в Англии, когда мой муж был еще жив, очень давно. Но сразу узнала, хотя никогда прежде не слышала такой паршивый английский язык, на котором говорите вы. Что желаете знать, красивый господин?
— Поостерегись, старая! Ты разговариваешь с его величеством королем, — быстро вставил Ралф.
— С королем? С новым? Который разъезжает, утверждая справедливость? Действительно приятная встреча, ваше величество. Уже давно я нуждаюсь в справедливости. И подумать только, она сама ко мне пришла! Вот этот негодяй, — она указала крючковатым пальцем на мельника, — не пускает моих уток в свою запруду. А согласно давнишнему праву, он обязан. У меня есть договор на владения, его мне прочитал священник. В нем говорится: мои утки могут плавать в запруде. Но злодей поклялся, что свернет им шеи, и уже двоим свернул. Таким прелестным уточкам, и они вот-вот должны были нестись.
Отчасти раздраженный, но немного развеселившийся, Генрих сказал:
— Здесь так много воды… Почему твои утки непременно должны плавать в его запруде?
— Так записано в той бумаге. Кроме того, посмотрите сами, это единственное тихое место на речке.
Мельник что-то быстро забормотал в свою защиту.
— И что он говорит в свое оправдание? — спросил Генрих.
— Я отстаиваю свои интересы, — взвизгнула старуха. — Не могу одновременно излагать и его доводы.