— Для человека ваших способностей, Том, это не составит трудностей. У вас уже есть сан священника, и вас можно в любой день произвести в архиепископы. В качестве архиепископа Кентерберийского вы будете управлять всей церковью Англии так же, как в должности канцлера вы управляете судебными учреждениями. А что может быть лучше для сохранения мира и спокойствия в этой стране?
— Есть одна закавыка. Мои две должности могут в один прекрасный день вступить в конфликт между собой. Как быть тогда?
— Это никогда не случится. Вы здравомыслящий человек, и я уверен, что в любых обстоятельствах поступите разумно.
— Но священнослужитель дает ответ и должен ставить Бога и церковь превыше всего.
— Разумеется, — согласился Генрих. — Все христиане ставят Бога на первое место.
— Но подчас верят в Бога по-разному, — заметил Томас мрачно.
Он соглашался занять должность архиепископа, но продолжал настаивать на одновременной отставке с поста канцлера. Однако Генрих не хотел об этом и слышать. Хлопая друга любовно по спине, он доказывал, что в Англии нет человека, которому он мог бы доверить какой-нибудь из этих постов. А потому дорогой Том — такой умный и такой преданный — должен сохранить за собой обе должности.
Вскоре Генрих отправился на континент. В его отсутствие Бекет сложил с себя обязанности канцлера и передал Большую государственную печать младшему Генриху, принявшему ее в качестве представителя отца.
Это известие неприятно поразило вернувшегося Генриха, но первая встреча с новым архиепископом еще больше потрясла его. Куда девался веселый, остроумный, совсем мирской канцлер, который прекрасно одевался, любил роскошь и удовольствия, чья кухня считалась самой изысканной в Европе и за чьим столом ежедневно обильно кормили сотни людей редчайшими блюдами. Вместо него Генрих увидел бледного, худого церковника, истощенного молитвами и постами, носившего под мантией архиепископа власяницу.
— Том никогда ничего не делал наполовину, — утешал себя Генрих. — И у него всегда была определенная склонность к позерству… Когда желание выдавать себя за безупречное духовное лицо пройдет, он снова сделается самим собой.
Но уже через несколько месяцев началась та самая ссора, отголоски которой докатились до самых отдаленных уголков христианского мира и продолжали звучать в течение многих сотен лет. Суть ее была чрезвычайно проста. Речь шла о том, должны ли были рассматриваться дела служителей церкви, нарушивших закон, в обычных или церковных судах, где наказания были значительно мягче? До сих пор вопрос решался в пользу церковных судов, но Генрих затратил годы на разработку и внедрение в практику разумных и справедливых законов, которые оправдывали его прозвище «Генрих Законодатель», и он твердо верил, что любой гражданин — от самого могущественного барона до последнего виллана — должны эти законы соблюдать в равной степени. Бекет с таким же упрямством отстаивал ту точку зрения, что на церковников не распространяются законы страны, в которой они живут, они подчиняются лишь церковным установлениям и отвечают только перед церковными судами.