— Я понимаю, что вы думаете по этому поводу.
Петр повернулся к Христофору. Изумленно поднял брови, широко раскрывая глаза с тяжелыми веками, — еще никогда его нерешительный коллега-психотерапевт не видел у Петра такого живого взгляда.
— Эти границы… — вздохнул Христофор. — Они не всегда помогают.
— Без них начинается путаница.
— Иногда с путаницы все и начинается. И границы ее не останавливают. Они просто создают впечатление, будто мы что-то контролируем.
— Это наивная точка зрения. Самое главное то, что нарушены правила, и ты сам это знаешь.
— Не мною одним.
Петр поглядел разочарованно, и Христофор едва ли не задрожал от стыда. Петр кротко положил руку на плечо Христофору и прошептал:
— Мне жаль. — Он встал. — Через час у озера состоится общее собрание.
Он пристально посмотрел на своего старого друга Христофора, ожидая, что тот ответит, но Христофор решил, что ему нечего сказать.
Он понимал, что, если посмотреть на случившееся под определенным углом, во всем виноват он сам. Проявил мало веры. Не захотел просто делать свою работу. Психотерапевт выступает посредником, все, что он должен, — не мешать психотерапевтическому процессу, пропускать эмоции через себя, но не выказывать собственных чувств. Он не сумел этого сделать. Он понимал, что вмешался в жизнь смертных и, что еще хуже, позволил втянуть себя в конфликт с Клемитиусом, усугубляя положение этих смертных.
«Если бы я ничего не делал, если бы смог увидеть то, что Клемитиус называет целостной картиной, — рассуждал он, — то Габриель, возможно, все еще цеплялся бы за жизнь, а Элли продолжала бы цепляться за Габриеля». Клемитиус не вышел бы за рамки своих полномочий, если бы Христофор не дал ему повода.
Христофор медленно кивнул. Это его вина, и отвечать за случившееся будет он.
Петр повернулся и медленно пошел к двери.
— Петр, — позвал Христофор тихо, — я сожалею.
— Правда?
Христофор повернулся и посмотрел на старика у двери. Сойдя с правильного пути, он породил цепь событий, а это последнее дело для ангела. Но лгать все равно не имело смысла. Он покачал головой:
— На самом деле нет.
Христофор снова посмотрел на экран и подумал о Габриеле, о том Габриеле, который лежал на больничной койке, когда пришла Элли, а Кевин, одетый медбратом, стоял рядом.
— Откуда нам знать, — произнес он нерешительно, не отрывая глаз от Габриеля на экране и надеясь, что Петр еще не открыл дверь, — что мы по-прежнему творим добро?