Петр появился, выйдя из притихшей, но внимательной толпы. Мертвые постояльцы смотрели на него без особого любопытства. Теперь они все посещали психотерапевтические группы и хорошо отдавали себе отчет в ограниченности своих возможностей. Они отчасти утратили способность удивляться. Петр оглядел собрание. Все еще больше притихли. Пришел Клемитиус и встал рядом с Христофором и Кевином, пристально вглядываясь в Петра. Вид у него был точно такой же, как и на групповых сессиях, — самодовольный и несимпатичный. Когда Петр заговорил, Христофор сделал шажок в его сторону.
— Снова здравствуйте, — мягко приветствовал всех Петр. — Насколько я помню, совсем недавно я говорил, что подобное собрание — случай исключительный, и тем не менее мы с вами опять здесь. — Он осмотрелся по сторонам. — Данный… эксперимент… по части психологической поддержки не всегда идет у нас гладко. Как и в случае других далекоидущих начинаний, он выявляет в нас самих не только самое лучшее, но и самое худшее. — На какой-то миг его взгляд остановился на Габриеле и Христофоре.
— Иногда, когда мы смотрим на мир, нам кажется… — Он умолк. — Но нет, нечего винить мир. Люди и ангелы имеют куда больше общего, чем мы предполагали. И в конечном итоге все мы стараемся найти смысл того, что делаем. Люди ищут его на земле, мы ищем его в тех задачах, которые ставит перед нами Бог. Но наверное, лучшие из нас те, кто живет и без готовых ответов. Жить, не зная, в чем истина, не зная, что с нами будет дальше, — это экзамен, который предстоит выдержать каждому. Находя ответы, разрешая конфликты…
Тут он заговорил еще тише:
— Это своего рода прибежище, возможность уйти от такой восхитительно непонятной вещи, как жизнь. И когда мы выполняем свою работу плохо — мы, скверные психотерапевты, которые хотят переписать человеческую жизнь, словно она рассказ из детской книжки, или ложные боги, которые шлют людям нелепые заповеди, чтобы те, живя по ним, творили дурные дела, — тогда это неправильно… почти безнравственно. Жизнь бесценна. Прекрасна, бесценна и хаотична. И по ней нельзя бить молотком.
— Кажется, Петр выпил, — прошептал Клемитиус. — Даже как-то неловко.
Петр действительно был непохож сам на себя: он явно чувствовал себя не в своей тарелке. Христофору не хотелось, чтобы это оказалось последним его впечатлением. Он сделал шаг навстречу Петру, надеясь напомнить ему, ради чего все собрались. Пытаясь ему помочь. Петр повернулся лицом к Христофору и поднял руку, останавливая его. Он смотрел ему в глаза и улыбался. Христофор замер.