Под серым небом в калейдоскопе толпы эти двое в плащ-накидках были совсем незаметны. Но их глаза из-под козырьков пограничных фуражек замечали все — движение, одежду, выражение лиц и обрывки многоязыкой речи. Запах угольной гари волновал предчувствием неведомых пространств, а окрик маневрового паровоза на дальних путях напоминал о приближении суровых минут работы. Повторяя очертания паровозного дыма, клубились тучи, придавали стремительность даже неподвижному составу, прильнувшему к бетонной грани перрона. И плащ-накидки за плечами Кулашвили и Никитина реяли подобно крыльям паровозного дыма или крыльям туч. Взгляды их скользили вдоль вагонов. Они оба были здесь и — как бы не были.
Мы неприметны для тех, кому неинтересны. Неприметны, если стараемся не бросаться в глаза. Но тот, кто связан с нами любовью или ненавистью, отыщет нас глазами и в многолюдной толчее. Не потому ли Михаил Кулашвили с Евгением Никитиным, шагая по перрону вокзала, мгновенно ощутили враждебность идущих навстречу Луки Белова и его жены Липы. И все-таки дружелюбие не покидало Михаила. Лишь пролетело в памяти: «Куда лиса, туда и ее хвост». Что ж, он давно испытал на себе, что друга корят в лицо, а врага — за глаза. Вот Алексей Чижиков все говорит в глаза, и капитан Домин не лукавит. А в течение дня сколько встреч, сколько раздумий. Видно, у каждого дня бывает свое младенчество, юность, зрелость и старость. Столько лиц, впечатлений, столкновений, тайных и явных, что, кажется, прожил день — как век. И все-таки ему чем-то не понравилось массивное лицо Луки Белова. Тот, казалось, что-то жевал на ходу.
Михаил Варламович был добрым человеком. Доброта была в его крови, он родился таким.
Это хорошо знал капитан Леонид Леонидович Домин. Не первый год служил в этом городе, не первый поезд зорко проверяли десятки опытных подчиненных ему людей, таких, как Михаил Кулашвили. Но каждый раз жизнь подбрасывала свои «ребусы», а решать их можно было, только понимая тех, кто тебе подчинен.