Поодаль от платформы рабочие после ночной смены поливали друг другу на руки тонкой струйкой, бережно расходуя каждую каплю воды. Умывались. Те, что вернулись раньше, сидели в тени барака. Рабочие пили зеленый чай, блаженствуя, прикрывали глаза. Ноздри вздрагивали, вбирая живительный аромат. Зеленый чай дает людям бодрость, зажигает улыбку.
Хотя утро едва наступило, жара донимала. Словно высушенная солнцем, собака высунула язык. Шумно дышит, просяще посматривает на рабочих. Ей бросают кусок коурмы, собака подхватывает его на лету.
Люди, устав за ночь, не пили, а впивали, впитывали целительную зеленую влагу. Они были почти неподвижны, но когда кто-то неловким движением руки чуть не опрокинул чайник соседа, тот вскочил и сжал кулаки. И если бы Федор Николаевич не осадил обоих, наверняка вспыхнула бы жестокая стычка. Не зря, видно, толкуют в пустыне: где кончается вода, там кончается жизнь.
И навстречу жизни двинулся от навеса тягач. Поволок нагруженную водопроводными трубами платформу. Потянул к песчаному перевалу. Метрах в двухстах, за песчаным перевалом, высилась новая буровая машина.
После ночной смены Атахан шел вместе с рабочими, шумно разговаривая о своих делах. Остановился около дизеля, в его ритмичных вздохах силясь уловить дыхание глубин земли.
Как долго нефть тоскует в груди земли, как нетерпеливо веками ждет своего часа!
Атахан осмотрел огромные чаны с глинистым раствором и придирчиво остановился около насоса.
— Ну, сколько? — спросил он главного механика. Тот проверял метраж.
— Ночь прошла недаром! — повернулся к нему главный механик, ветошью отирая залысины потного лба. — 1254 метра. Я думал, мне эта нефть плешь проест. Нет! Дудки!
— Да, отлично! — согласился Атахан. — По расчетным данным, входим в твердый пласт. Все здорово!
Оба взглянули на стержень. Стержень с трудом вгонял долото в землю. «По расчетным данным, — думал Атахан, — входим в твердый пласт. Знаем об этом, разумеется. А как с самим собой? Куда, в какой пласт входит моя жизнь? К чему приду? Найду ли ответ?»
— Замечательный день начинается! — сиял главный механик.
— Товарищ Байрамов! Товарищ Байрамов! — услышали они крик и обернулись. С гребня бархана, рупором сложив руки, рабочий кричал:
— Скорей сюда, товарищ Байрамов!
Что-то неожиданно смятенное, сострадающее, пронзительно горестное прорвалось в этом крике.
Атахан бросился на зов. Сапоги вязли в песке, а сердце рвалось за перевал. Что там? Что? Предчувствие беды подгоняло. Спотыкнулся. Выпрямился. Прибавил шаг.
Главный механик подбежал к танкетке, прыгнул в нее, включил мотор, и гусеницы начали двигаться все быстрей и быстрей. Танкетка поравнялась с Атаханом, подхватила его, и они помчались к баракам… Вскарабкались на перевал. С гребня перевала Атахан и главный механик увидели четырех чернобородых кочевников — иомудов. Они печально размеренно покачивали головами в широких тельпеках. Пятый кочевник в стороне придерживал за веревки верблюдов.