— Людмила Константиновна! — от этого голоса все всколыхнулось в Наташе. — Людмила Константиновна! — От медпункта с каким-то пузырьком в руке бежал Атахан.
— А он поправился! — вслух заметила Людмила Константиновна.
Наташа не могла пошевельнуться. А голос Атахана уже был рядом.
— Людмила Константиновна!
Машина стояла под фонарем, и, наверное, поэтому Атахан так встревожился, увидев кровоподтек на лице воспитательницы.
— Где вы так ушиблись? Немедленно в медпункт. Я провожу вас.
— Да нет, не больно, — трогая свой лоб, ответила Людмила Константиновна и, на удержавшись, потянулась из машины, поцеловала Атахана в небритую щеку.
«Что это она его целует? Какой красивый! Как изменился! Вот он какой!» — с неожиданной радостью и ревностью подумала Наташа, наблюдая, с какой нежностью помогает Атахан выйти из машины Людмиле Константиновне, почти вынося ее и осторожно опуская на землю.
— Павлик спит? Или ты ему по доброте душевной гулять так поздно разрешаешь?.. Что с тобой, Атахан? Отвечай! — Людмила Константиновна оперлась на его руку и подозрительно посмотрела на бутылочку с микстурой. Бутылочка поблескивала под фонарем.
— Выживет ли? Не знаю! — пошевелил он губами, и у Людмилы Константиновны болезненно сжалось сердце.
— Так это к нему врача вызывали?
Атахан не успел ответить.
Из машины выдвинулась рука с чемоданчиком, выскочила Наташа. Она поспешно поздоровалась и, не взглянув на Атахана, суше, чем хотела бы, спросила:
— Где он?
Наташа взяла на ходу из рук Атахана бутылочку с микстурой, внимательно прочла надпись на этикетке и с Людмилой Константиновной заспешила вслед за Атаханом.
Тут же, за бараком, была юрта. Дверь в юрту раскрылась и Наташа скорее поняла, чем разглядела: Павлик! В его руке был зажат рисунок Юльки. В свете керосиновой лампы рисунок казался выполненным черным карандашом, а Павлик — мертвым.
Миг — и Наташа у его раскладушки. Миг — и она ищет пульс. Ее колотит всю. Есть пульс? Или кажется? Какое робкое, замирающее биение! Мелькнула сумасшедшая мысль: держать за руку, не отпускать, тогда он не умрет! Но, присев на низкую узенькую скамейку, она уже открывала чемоданчик. Вот и шприц. Вот камфара. Она набрала камфару в шприц.
— Здесь доктор? — встревоженно заглянула в юрту жена главного механика. — Здесь доктор? Ее там очень, очень спрашивают.
Наташу поразила худоба ребенка. На мгновение почудилось, что это Юлька. Холодеющая ручонка…
Укол внутримышечный… Пульс? Пульс?! Пульс?!
Такой тишины Наташа не помнила в своей жизни. Ну же! Ее пальцы, лежа на запястье ручонки Павлика, молили, заклинали, вызывали пульс. «Если сочту до десяти, а пульса не будет, значит — все. Раз, два, Павлик, живи! Три, Павлик, прошу, умоляю! Четыре! Павлик, ты мне так нужен! Пульс! Пульс?» Теперь боялась поверить, боялась шелохнуться, чтобы не спугнуть его.