— Иди, собирай урожай! — и Мэй засмеялась.
— Какой урожай, мам? — Виша захлопала глазами. — На ночь глядя какие сборы?
— Иди-иди, это уж точно не для меня выросло… — Мэй махнула рукой в сторону теплицы. — Я такого не сажала.
До Виши наконец дошло, что произошло и кто воспользовался своим правом человеческого воплощения. Она метнулась из комнаты, просыпалась по лестнице, как струйка сахара, долетела до теплицы. Там было тихо, только изредка тяжелые капли воды срывались с потолка и шлепались на листья. Виша, осторожно ступая, пошла вдоль по дорожке. В самой глубине теплицы, там, где росли какие-то нильгайские редкие фрукты, которые Мэй выращивала для ратманской жены — с нежными, мелкими желто-розовыми гроздьями ягод, гладкими мягкими листьями, — нашелся тот, кого она так долго ждала. Тойво лежал прямо на другоценных ягодах и спал, подложив руку под голову. Виша посидела рядом с минуту, глядя на него, а потом Тойво, не открывая глаз, протянул руки, схватил Вишу и опрокинул ее на себя, прямо в цветы, ягоды и теплую, мягкую землю.
— Виша… — и последний звук ее имени утонул в его поцелуе. Он обнимал ее, гладил ее спину и не мог оторваться от ее губ, отпуская, только она начинала задыхаться. Потом перевернулся, удерживая ее тело, опустил ее голову на землю. Виша засмеялась, слизала с его щеки ягодный сок, потянула вниз, насколько смогла, молнию оранжевого комбинезона. Меньше через минуту на них не осталось ни одного предмета одежды; Тойво всегда был очень нежным, но сейчас Виша почувствовала, что ему не до игр. Он вошел в нее, распластанную среди травы и ягод, раскрывая ее, как растущий стебель раскрывает землю. Она всегда закрывала глаза, когда они любили друг друга, но сейчас не могла оторвать взгляда от его лица. Она видела, как прорывается сквозь его зрачки рубиновый огонь, чувствовала, как падают на ее плечи белоснежные иглы волос. И каждое его движение делало ее одновременно слабее, потому что она словно растворялась в том буйстве листьев, ягод, стеблей, цветов, которое уже давно дышало вокруг них, — и сильнее, ибо становилась частью того, чья сила неизмерима, время бесконечно, а любовь неисчерпаема.
Когда Виша пришла в себя, за прозрачными стенами теплицы заметно потемнело и, судя по всему, похолодало, но здесь, в развороченной грядке, было тепло. Виша подняла голову с живота Тойво, села и огляделась.
— Куда… — и Тойво легко притянул ее к себе. — Не убежишь. Прикажу своим подданным, они тебя живо спеленают. Шучу, дурочка. Не хмурься.
— Лучше прикажи им, чтобы они грядку после нас в порядок привели, — захихикала Виша. — Мама мне голову оторвет…