— Да, я с ним говорил и теперь все знаю.
Мария осеклась, побледнела:
— Все? Он что, сказал тебе?
— Да. Теперь я знаю, почему меня усыновили и почему мать не искала меня все эти годы. И кто она — знаю тоже. — Макс говорил спокойно, а Мария чуть не потеряла сознание.
— Максим, я… Понимаешь… — невнятно забормотала она, но Макс по-прежнему не слушал ее, достал фото, которое получил от отца, протянул Марии:
— Вот, Маргарита Викторовна Жукова. — Мария непонимающе взглянула на снимок, на незнакомое лицо женщины лет тридцати пяти…
— …Моя родная мать, — объяснил Макс, — живет в Краснодаре. Отец говорит — она страшно сожалеет, мечтает со мной познакомиться. — Мария молча стояла, опустив руки. — Что, не нравится? — насмешливо заметил Максим. — А по-моему, ничего. Правда, не знаю, что мне сильнее хочется — обнять ее или плюнуть в лицо.
Мария молча протянула Максиму фотографию.
— А вообще-то мы с ней похожи. Да? — Казалось, Макс издевается над самим собой. Мария смотрела на него в полном отчаянии, она не знала, что делать… Максим спохватился, убрал снимок: — Так что ты хотела мне сказать?
Мария поспешно отступила на шаг, опустила голову:
— Я только хотела спросить… но теперь вижу, что у тебя все хорошо…
— Да, у меня все хорошо. Лучше не бывает, — сквозь зубы процедил Макс.
Смерть — благодарность за проделанную работу
Пока ребята думали да гадали, куда мог подеваться Каверин, вернется ли он в школу и какими будут последствия, сам Каверин пребывал не так далеко от них — в подземной операционной. Выглядел он неважно — небритый, опухшее лицо, кровоподтеки, одежда изорвана. Он был очень зол, а приходилось еще и оправдываться перед Войтевичем, вытащившим его с чердака.
— Они набросились совершенно внезапно, чуть голову не проломили. Я просто не успел среагировать, — морщась от боли, пытался объяснить он.
Войтевич стоял напротив, слушал очень внимательно, но лицо у него было весьма недовольное.
— Ты выяснил, что они знают? — раздраженно перебил он.
— Ничего они не знают, и я им ничего не сказал, — со злостью ответил Каверин и сам же испугался своей злости и несдержанности. Виновато взглянул на Войтевича: — Клянусь! Ни слова!
— Успокойся, я тебе верю, — ласково произнес Войтевич. Протянул стакан воды, Каверин жадно выпил, поднял на Войтевича измученный взгляд: — Они до смерти напуганы. В конце концов, это просто дети. Уверен, они больше не станут нам мешать.
Войтевич смотрел на него изучающе:
— Раньше ты говорил по-другому. Они ведь могут пойти в милицию.
— Милиции больше нет, — криво усмехнулся Каверин.