Ах, Мишель, Мишель!.. (де Рамон) - страница 5

— С ума сойти! — Эдит наконец-то повесила трубку, назначив Мадлен встречу через час.

— Вот именно, — сказала я. — Что это все значит?

— Да я знаю Мадо с песочницы! Вот уж не предполагала, что Мишель положит глаз на нее!

— На песочницу?

Эдит беззлобно фыркнула.

— На эту дурищу Мадо! Не дуйся, Полин.

— Я не сомневаюсь в том, что она дурища. Лично я ни под каким бы предлогом не назвала свою фамилию и адрес неизвестному человеку, который позвонил мне по телефону.

— А по-моему, дорогая, — хитро ухмыльнулась Эдит и стала похожа на лису, — это твоя идея: узнать адрес таким способом.

— И где же она живет?

— Пока не знаю.

— Рассказывай! Я хорошо слышала, как ты пообещала ей быть там через час.

— Полин, я действительно не знаю, где она живет в настоящее время. Это детьми мы жили по соседству.

Я с подозрением смотрела на Эдит. Лису она напоминала все больше и больше.

— А встречаемся мы в кафе. — Она с улыбкой развела руками. С тем же выражением лиса виляет хвостом.

— В каком кафе?

— В «Ришаре».

— Это не кафе, а кафетерий…

— Какая разница?

— …на площади Виктора Гюго.

— Совершенно верно, мадам, площадь Виктора Гюго — излюбленное место знаменитой Коко Шанель, — с интонацией экскурсовода заговорила лиса. — Образ круглой площади нашел отражение в стилистическом решении…

— …Дизайна незабываемой песочницы дурищи Мадо, — добавила я, копируя ее тон. — Над проектом мемориальной доски уже трудятся энтузиасты из мастерских Лувра.

Эдит захохотала. Гораздо громче, чем того требовали обстоятельства.

— Не вижу ничего смешного, — сказала я.

— Не злись, — попросила Эдит.

Я обиженно кашлянула, побарабанив ногтями по визитке.

— Полин, неужели ты не понимаешь, какая удача, что я знакома с ней?

— По-твоему, я должна радоваться, что любовница моего мужа — твоя подружка? Ах, какая высокая честь!

— Спишем ревность на твое «интересное» положение. — Эдит миролюбиво погладила мою руку. — Слушай, может быть, встретимся втроем? Все вместе? Расскажем ей, что ты жена Мишеля. Мадо, насколько я ее помню, всегда была очень совестливая, она не станет…

— Станет! — перебила я. — Еще как станет!

— Не думаю.

— А я думаю! Я знаю! Привести пример?

— Ладно. — Эдит потрогала рукав блузки.

— Подсох? — спросила я.

— Сойдет. — Она сняла свой жакет со спинки стула и, смахнув с лацкана невидимую пылинку, облачилась в него. — Просто, знаешь, можно было бы обойтись без такого дорогостоящего способа избавления от нее… Месяц на Канарах!

В ее голосе прозвучала такая искренняя мечта поваляться под пальмами и поплавать в океане, что я чуть было не предложила ей то же самое в качестве гонорара за услугу. Но вовремя одернула себя: я бы смертельно обидела ее. Эдит, что называется, бедная, но гордая. И это правда. Как и то, что такой имидж идет ей, и ради дружбы с этим приходится мириться, как и с некоторыми другими ее, скажем так, особенностями. Наверняка и во мне Эдит нравится далеко не все. Но у нас есть одна очень важная черта: мы обе никогда не звоним с колокольни обо всем, что знаем.