— Совершенно верно, — сказал он, пока Долквист усаживался рядом со мной, а Лиф занял позицию у стены, приняв бесстрастный вид и сжав в руке дубинку, которой полицейские вооружены в ночное время. — Я уже давно хотел поговорить с вами, Патрик.
— Со мной? Но почему?
— Вы занимаете меня. — Он пожал плечами.
— Но ведь вы большую часть моей жизни пробыли в тюрьме, заключенный Хардимен…
— Пожалуйста, зовите меня просто Алек.
— Хорошо, Алек. Мне непонятен ваш интерес.
Он запрокинул голову с тем, чтобы очки, которые то и дело соскальзывали на кончик носа, вернулись на свое место.
— Воды?
— Простите? — спросил я.
Он кивнул в сторону пластмассового кувшина и четырех таких же стаканов, стоящих слева от него.
— Не хотите ли воды? — спросил он.
— Нет, спасибо.
— А чего-нибудь сладкого? — Он ласково улыбнулся.
— Что?
— Вам нравится ваша работа?
Я посмотрел на Долквиста. За пределами этих стен карьера превратилась в навязчивую идею.
— Надо же платить по счетам, — сказал я.
— Но это далеко не все, — сказал Хардимен. — Разве не так?
Я пожал плечами.
— Как думаете, вы будете заниматься ею и в пятьдесят пять? — спросил он.
— Не уверен даже, что в тридцать пять, заключенный Хардимен.
— Алек.
— Алек, — сказал я.
Он кивнул с видом священника, исповедующего своего прихожанина.
— Чем еще вы могли бы заниматься?
Я вздохнул.
— Алек, мы пришли не для того, чтобы обсуждать мое будущее.
— Но это не означает, что мы не можем этого сделать, Патрик. А? — Он поднял брови, и его изможденное лицо смягчилось выражением невинности. — Вы мне интересны. Доставьте мне удовольствие, ну, пожалуйста.
Я посмотрел на Лифа, он только пожал своими широкими плечами.
— Возможно, преподавать, — сказал я.
— Правда? — Он даже подался вперед.
— Почему бы нет?
— А что если поработать на большое агентство? — спросил он. — Слышал, они хорошо платят.
— Некоторые — да.
— Скажем, распространять благотворительные пакеты, полисы по страхованию жизни или что-нибудь в этом роде.
— Да.
— Вы уже размышляли над этим, Патрик?
Мне ненавистно было слышать, как он произносил мое имя, но я не мог определить почему именно.
— Я думал над этим.
— Но все-таки предпочитаете независимость.
— Вроде того. — Я налил себе стакан воды, и горящие глаза Хардимена впились в мои губы, поглощающие воду. — Алек, — сказал я, — что вы можете сказать нам по поводу…
— Вы знакомы с притчей о трех талантах?
Я кивнул.
— Те, кто скрывает или боится реализовать свои способности, они — «ни горячие, ни холодные» и будут отвержены Господом.
— Я слышал притчу, Алек.
— Ну и? — Он откинулся назад и поднял ладони вверх, насколько позволяли наручники. — Человек, игнорирующий свое призвание, «ни горячий, ни холодный».