Цап-царап.
Я взглянул в окно, но листья уже исчезли, подхваченные темным ветром.
— Знаю, Филипп, — грустно проговорила она. — Знаю. И стараюсь. — Ее рука отпустила мое бедро, она повернулась к телефону и встала с кровати. — Нет. У меня нет к тебе никакой ненависти.
Вот так, стоя одним коленом на постели и глядя в окно, с телефонным проводом вокруг бедер, она ухитрилась напялить на себя футболку.
Я также встал с постели и натянул на себя джинсы с рубашкой. Без жара человеческого тела в доме было холодно, и мне совсем не хотелось снова забираться под одеяло, пока Энджи болтала с Филом.
— Я не читаю тебе нотации, — сказала она. — Но если Аруйо надумает сегодня ночью прийти за тобой, не лучше ли тебе иметь свежие мозги?
Белый луч света скользнул по ее плечам в полумраке и трижды мигнул на стене у потолка. Но она сидела с опущенной головой и ничего не заметила, поэтому я вышел из спальни и спустился в прихожую, на ходу согревая себя хлопками по рукам и наблюдая через окно в гостиной, как Тим Данн переходит улицу, направляясь к нашему дому.
Я отключил сигнализацию, заметив, что она и так бесполезна из-за отключения электричества.
Я открыл дверь прежде, чем он позвонил в дверь.
— Что случилось? — спросил я.
Из-за стекающих с листьев струек воды его голова была опущена, и я понял, что он смотрит на мои голые ступни.
Из гостиной донесся пронзительный стрекот рации.
— Холодно? — спросил Данн и потянул себя за мочку уха.
— Да. Заходите, — сказал я. — Закройте за собой дверь.
Я повернулся и пошел в гостиную, откуда услышал резкий голос Девина по рации:
— Патрик, убирайтесь к черту из этого дома. Аруйо обвел нас вокруг пальца, как щенков. Он не в Наханте.
Я повернулся, и тут Данн поднял, наконец, голову, и из-под козырька фуражки на меня смотрело лицо Эвандро Аруйо.
— Аруйо не в Наханте, Патрик. Он здесь. И до конца твоей жизни.
Прежде чем я смог что-то сказать, Эвандро прижал стилет чуть ниже моего правого глаза. Он вонзил острие в кость глазной впадины и закрыл за собой дверь.
Нож уже был в крови.
Он заметил мой взгляд и с грустью улыбнулся.
— Сержант Данн, — прошептал он, — так и не достигнет двадцати пяти, боюсь, это так. Неудачник.
Он всадил острие ножа еще глубже, чем отбросил меня назад, и я спустился на несколько ступенек ниже.
— Патрик, — сказал он, держась другой рукой за служебный пистолет Данна, — если издашь хоть один звук, я выколю тебе глаз и застрелю твою напарницу раньше, чем она выйдет из спальни. Понял?
Я кивнул.
Хотя свет свечей, доходивший из спальни, был слабым, я заметил, что на нем была форменная рубашка Данна; она потемнела от крови.