Я вынул кошелек и достал оттуда свою визитку.
Увидев ее, Кара насупилась, затем взглянула на меня. Ее ухмылка была саркастичной и немного злой.
— У меня все хорошо, Патрик.
— Ты уже порядком набралась в десять утра, Кара.
Она пожала плечами.
— Кое-где уже полдень.
— Но не здесь, однако.
Мики Дут снова высунул свою голову из двери. На этот раз он смотрел прямо на меня, и глаза его не были затуманены, видимо, проясненные уколом, уж не знаю, чем он там торговал теперь.
— Эй, Кара, зайдешь ты, наконец, в зал?
Ее плечи чуть шевельнулись, моя визитка увлажнилась в потной ладошке.
— Побудь там еще, Мик.
Похоже, Мики собирался сказать что-то еще, но, постучав по двери, как по барабану, исчез за ней.
Кара смотрела на улицу, на автомобили долгим, задумчивым взглядом.
— Когда уезжаешь, — сказала она, — ожидаешь, что все станет меньше, когда вернешься. — Она тряхнула головой и вздохнула.
— Не стало?
Она покачала головой.
— Все выглядит так же, как раньше, просто охренеть.
Она отступила на несколько шагов, похлопывая моей визиткой по бедру, широко распахнула глаза, глядя на меня, и отработанным жестом повела плечами.
— Береги себя, Патрик.
— И ты себя, Кара.
Она указала на мою визитку.
— А зачем, когда у меня есть это?
Засунув визитку в задний карман джинсов, она повернулась в сторону открытых дверей «Черного Изумруда». Затем остановилась, повернулась и улыбнулась мне. Это была открытая, великолепная улыбка, но ее лицо, видимо, не было привычно к ней, так как края ее щек задрожали.
— Береги себя, Патрик. Хорошо?
— Беречь от чего?
— От всего, Патрик. Всего.
Я ответил ей игривым взглядом — по крайней мере, постарался. Она кивнула мне так, как будто у нас теперь был свой секрет, и зашагала к бару, в котором и скрылась.
До того как преуспеть на политическом поприще, мой отец занимался политикой в местных масштабах. Он и плакаты держал, и по избирателям ходил, а бамперы всех «шевроле» в нашей семье, сколько я себя помню, пестрели наклейками, кричащими о его ярой преданности делу. Для моего отца политика не имела ничего общего с социальными переменами, и он не дал бы ломаного гроша за то, что политические деятели обычно обещали народу; единственное, что он признавал, были личные связи. Политика представлялась ему эдаким пряничным домиком на высоком дереве, и если будешь водиться с правильными ребятами, они возьмут тебя с собой, оставив неудачников внизу.
Отец поддержал Стэна Тимпсона, когда тот, новоиспеченный выпускник юридической школы и новичок в офисе окружного прокурора, баллотировался в члены городского управления. В конце концов, рассуждал он, Тимпсон был жителем нашей округи, начинающим свой путь наверх, и если все пойдет хорошо, вскоре он станет своим парнем, к которому можно обратиться, если ваша улица нуждается в ремонте или у вас слишком шумные соседи, а ваш кузен как раз хлопочет о профсоюзном пособии по безработице.