В самом деле, в гигантской чаше стадиона сейчас сконцентрировалась вся жизнь Республики, чтобы всеми силами Родины воздать почести героям, тогда как в Карфагене и в других крупных городах Эллинистического мира жизнь давно уже ушла с площадей и из общественных сооружений и, измельчав, расползлась по частным дворам, забившись в сундуки и закрома, скрывшись за заборами и под замками. Что, кроме алчности и тщеславия голого индивидуализма, осталось в удел вождям этих народов? А каковы их чувства, таковы и дела!
Таким образом, превратив согласно своему нраву заимствованный у этрусков религиозный обряд в торжество по восхвалению победоносного полководца, римский народ создал могучее средство воздействия на души собственных лидеров и, держа их всю жизнь в узде закона, однажды сверхмерным почетом в несколько часов восполнял их силы, затраченные в течение многих лет на служение Отечеству. Возвышаясь в такие дни изъявлением благодарности до уровня произведения особого народного искусства, порождая шедевр общественной жизни, римляне воспитывали этим в согражданах, как и должно всякому шедевру, героический дух, ибо кто из воинов, идущих ныне в триумфальной процессии, мог пожалеть о полученных в борьбе за Родину ранах, кто из мальчишек, исступленно кричащих сейчас на ступенях Большого цирка, мог не возжелать сильнее всего на свете подобной славы!
«Да здравствует Публий Корнелий Сципион Великий! — раздавались с трибун тысячи возбужденных голосов». «Да здравствует Публий Сципион — победитель карфагенян, гроза африканцев! Слава Публию Корнелию Сципиону Африканскому!» — мощным рокотом неслось по стадиону, пока триумфатор величаво следовал по вытянутому полуовалу арены, и казалось, что не колесница везет его, а парит он в волнах всеобщего ликования. Множество титулов и эпитетов звучало здесь в его адрес, но к моменту, когда триумфатор подъехал к северным воротам цирка, победил один, и шестьдесят тысяч людей вдохновенно скандирешали: «Слава Публию Корнелию Сципиону Африканскому!» Так, впервые в римской истории из недр любви народной произошло почетное прозвище полководцу по названию побежденной им страны.
Когда опьяневший от счастья Сципион оказался за пределами цирка, вслед ему еще долго гремел клич сограждан, столь громко, неистово славящих героя, что думалось, будто они желают донести его имя до небесных богов. Позднее над стадионом стали разноситься крики: «Слава непобедимым богатырям Сципиона! Слава римскому оружию! Слава богам — покровителям Республики!».
В это время Публий уже следовал вдоль Палатинского холма, на склоне которого располагался дом Сципионов, но он даже забыл взглянуть на него, поскольку целиком был поглощен созерцанием добрых, а потому прекрасных лиц приветствующих его сограждан и не мог оторваться от этого, самого радостного человеческому глазу зрелища; домом сейчас был для него весь Рим и вся Республика. А триумфальная колесница влекла его дальше и дальше вдоль бесконечных рядов счастливого люда и наконец доставила главного героя дня на форум, где толпу простонародья сменила столь же доброжелательная толпа сенаторов. За массой народа колесница уже не была видна, и казалось, что пурпурный юпитероподобный Сципион плывет по белому морю аристократии.