— Я предпочитаю стоять.
— Твоя мать сидела когда-то у моих ног.
— Я — не она!
— Похоже, ты нас не жалуешь? — Старуха повернулась к двери и позвала: — Джессика!
Дверь мгновенно распахнулась, и мать встала на пороге, тревожно оглядывая комнату. Но вот она увидела Пола, и тревога сошла с ее лица.
— Джессика, ты перестанешь когда-нибудь меня ненавидеть? — спросила старуха.
— Я и люблю, и ненавижу вас одновременно. Моя ненависть происходит от боли, которую я, должно быть, никогда не забуду. Моя любовь…
— Просто любовь, — закончила за нее старуха, и голос ее прозвучал неожиданно мягко. — Теперь ты можешь войти, только веди себя тихо.
Джессика вошла в комнату, закрыла дверь и прислонилась к ней спиной.
«Мой сын жив, — думала она, — и он — человек. Я всегда знала это… Он живет. Теперь и я могу жить дальше».
Пол смотрел на мать. Он знал, что она сказала правду. Ему захотелось уйти и обдумать все, что произошло, но он знал, что не может это сделать, пока старуха ему не разрешит. Она приобрела над ним власть. Она говорила правду: его мать тоже прошла через это — ради какой-то таинственной и ужасной цели. Его собственная жизнь отныне тоже была подчинена этой цели, хотя он и не знал пока, в чем она состоит.
— Когда-нибудь тебе тоже придется стоять на страже у этой двери, и это будет высшая мера доверия, — сказала старуха.
Пол посмотрел на руку, перенесшую боль, перевел взгляд на Преподобную мать. Голос ее стал не похож на все другие, слышанные им когда-либо прежде. И он понял, что теперь он может получить ответ на любой вопрос и что тому миру безмятежности, в котором он жил до сих пор, пришел конец.
— Для чего проводится это испытание на человеке? — спросил он.
— Чтобы высвободить его личность!
— Как это?
— Когда-то человек слишком полагался на машины, но это лишь позволило поработить его другим людям, имеющим более совершенные механизмы.
«Не заменяй машиной человеческий разум», — процитировал Пол.
— Это лозунг Бутлерианского джихада, записанный в Оранжевой Католической Библии, — подхватила старуха. — Ты что, учился на ментата?
— Я лишь приступил к этому под руководством Зуфира Хавата.
— Великое восстание смело все эти костыли и подпорки к человеческому сознанию. Оно побудило человеческий разум к совершенствованию. Чтобы развивать заключенные в человеке возможности, были открыты специальные школы.
— Такие, как школа Бене Гессерит? Старуха утвердительно кивнула:
— Бене Гессерит, как и Космический Союз, продолжает традиции школ древности. Но этот последний придает решающее значение математике, в то время как для Бене Гессерит главное…