И — она сама в этом никогда бы не призналась — из головы у нее никак не шел этот странный русский дворянин — адмирал, который при необходимости может, не задумываясь убить несколько человек — а уже через час вести светскую беседу, очаровывая женщину за столом. Она не знала, что такие люди существуют, и не могла его понять, как не пыталась.
Крис не была дворянкой и не знала, что такое военное дворянство. Единственный дворянин, которого она знала до этого — носил черный шарф, обожал злобные проделки и едва удерживался от того, чтобы не вылететь из Кембриджа, где учился. В ее понимании — дворянство превратилось в некий анахронизм, игру для больших мальчиков, где все называют друг друга как-то по-дурацки и выполняют не менее дурацкие, ничего не значащие ритуалы для того, чтобы подчеркнуть свою мнимую исключительность. В Британии — испокон века отношение к любым чудакам очень толерантное. Но она и представить себе не могла, что существует другое дворянство.
Она прекрасно понимала, что движет этим человеком, потому что то же самое двигало ее рано погибшим отцом. Долг, долг и еще раз долг, эти четыре буквы определяли всю жизнь таких людей, придавали ей цельность и осмысленность. Долг заставлял таких людей совершать поступки, которые в любом другом случае являлись бы преступлениями — но в этом были только исполнением приказа. Вера в праведность того, что делаешь, в необходимость этого для страны — помогала таким людям не сойти с ума и оставаться таким, как есть.
Мать Кристины вышла замуж вторично. Ее отчим, какой-то специалист по инвестициям — быстро показал, каким мужчина быть не должен. Он зарабатывал деньги — но деньги были еще не всем в жизни — и Крис хорошо понимала, почему родители ругаются. Наверное, даже мать этого до конца не понимала — а она понимала.
В своей сумочке потом — она обнаружила десять купюр по тысяче рейхсмарок. Она не брала эти деньги и как там они оказались — она не знала. Помимо всего прочего — этот русский дворянин оказался и виртуозным карманником, правда, он не вытащил деньги из ее сумочки — а положил их туда. Этакий карманник наоборот.
Она не могла об этом думать. Но и не думать — тоже не могла.
Милан…
Поезд подходил к Центральному вокзалу, который в Милане так и назывался "Централе". Это был центральный вокзал для всей Италии, он был центром национальных железных дорог. Отсюда тянулись железнодорожные ветки по всему "сапожку", и именно отсюда, а не из Рима можно было уехать поездом в любую страну Европы. Если ты ехал поездом из Рима — то ты брал билет сначала до Милана, а здесь пересаживался на один из трансъевропейских экспрессов, идущих в Берлин, Женеву, Париж, Варшаву, Санкт-Петербург, Москву