"Они живут в комнатах, где арестовали Джордано Бруно", - сказал великий поэт.
Молочный парной туман на венецианском канале сгустился более, и вдруг из него выглянул дом, закутанный в одеяло человек в кресле и длинноволосая женщина, склонившаяся над ним. На женщине была белая мужская рубашка. Появился жалкий, тоже длинноволосый арлекин в зеленом и рыжем. Женщина легко перешла невидимый мост, что-то перекидывая с ладони на ладонь. Арлекин играл цветными мячами.
"По доносу их прямого родственника, между прочим. Ваш рассказ глубоко задел меня. Но сейчас я хочу отыметь это стукачье отродье. На их блевотине".
"Да что ты!" - весело воскликнула вошедшая в кафе женщина, перекидывая с ладони на ладонь маленькие цветные камушки.
Мягко передразнивая Клювина, великий поэт чуть приподнял призрачную шляпу над головой.
Она осторожно села на его место.
Он неловко попробовал выхватить один из порхающих над ее ладонями камней, но не поймал, лишь нещадно расплескав на подносе водку.
Вопросы, чередующиеся с ответами, были походи на прихрамывающий балет.
"Как твой муж, Ольга?"
"Он умирает", - ответила она.
"Познакомься", - поэт указал на Клювина.
"Я его довольно хорошо знаю".
"Ладно. Мне ведь в самом деле уже пора. А камни зачем?"
"Чтобы арлекин".
"Так он ненастоящий?"
"Ненастоящий".
Чуть пожав плечами, поэт торопливо пошел прочь, то и дело с кем-то многоречиво раскланиваясь в тумане. Никаких венецианских девок, скорее всего, не было. Хотя, может быть, и были, потому что сочинять стихи, это как лежать под тюленьей шкурой, ожидая морского бога. Смрад такой, что мучителен и вдох, и даже бездыханность и выдох.
Ольга резко выхватила камни из воздуха.
"Пойдем отсюда. Не хочу никого видеть, кроме тебя".
Клювин оглянулся на арлекина. Вместо него рядом с завернутым в одеяло мертвецом стоял растерянный молодой человек, секретарь В.Н., внезапно заплакавший. На нем был розовый пиджак и бледно-желтый жилет. Его плач растрогал Клювина, тоже плакавшего на похоронах иных учителей, особенно добродетельного отца Ньюмена.
"Когда я переспала с ним, он был непередаваемо счастлив. Только временами у него бывает такое лицо, что порядочный человек насадил бы ему на шею жернов, да и столкнул в канал. - Обними меня", - сказала Клювину уже на мосту Ольга Зангези.
Рассеянная и худая отроковица кормила мороженным сидящую за их столиком старушку с фиолетовыми щеками, с равнодушной нежностью поднося к ее пошевеливающимся губам вафельную трубочку.
III
Утром, пока юный секретарь остывающего мертвеца, уже захлебывающийся слезами, бережно собирал ее неостановимо расползающийся на ветру по камням двора пепел вперемешку с цветочными лепестками под присмотром равнодушно-озадаченного судебного пристава в похожей на шашечницу конфедератке, она, ленивая и счастливая, разбрасывала, как мальчик-с-пальчик, цветные камни на похрустывающих дорожках в маленьком венецианском саду, окруженном разноцветными затейливыми домами, и как будто сотканном из земляных дамбочек, мостиков, островков и запутанного лабиринта пресноводных прудов с красно-золотистыми рыбами. Сад был памятником какой-то давно забытой победе венецианского флота над турками, а дамбочки неуверенно разделяли пресную и морскую воду.