Светка сердито сказала, что только сейчас въехала, про какой спектакль шла речь. Я спросил, про какой. А про такой, ответила она, где главную роль — фронтовой санитарки — должна играть эта выдра Алка Присыпкина. Если б она сразу догадалась про Алку, то ни за что не дала бы Сережке свою звезду.
Я сухо заметил, что Кривулина на порог нельзя было пускать, а не то чтоб доверять ему звезду с бриллиантами.
Она горячо заверила, что я сам не знаю, как прав: деда в любой момент могут выписать из госпиталя, и, явившись домой как снег на голову он сразу кинется к своим медалям. Старик всегда так делает, возвращаясь из госпиталя, потому что соскучивается по коллекции. Причем в гневе дед бывает страшен: недаром у него, помимо ноги, два микроинфаркта на нервной почве!
Мне стало жаль Светку. Я спросил, чем могу помочь. Она ответила, что не знает. Просто ей очень плохо, а я единственный на свете человек, который ее понимает.
Я ощутил острый укол нежности и обнял Алябьеву за плечи. Как всегда, она попросила посмотреть наверх: не стоит ли у окна кто-нибудь из домашних. Никто не стоял. Светка закрыла глаза и приблизила ко мне свои чудесные полные губы. Мы стали целоваться.
Через полчаса она вдруг затихла. Я заглянул ей в лицо: крупные, как крыжовник, слезы катились по щекам.
— Ширяев, — жалобно проговорила Светка, — ты же умный. Придумай что-нибудь!
Я стал усиленно думать. Но ничего такого выдающегося в голову не приходило.
— В милицию сообщили?
Светка уныло кивнула. С кончика ее носа свисала прозрачная аптечная капля. Я бодро заверил:
— Увидишь, все обойдется. Найдут!
Светкины губы запрыгали, уехали куда-то на бок и она некрасиво, как ребенок, зарыдала:
— Да-а! Сережка сказал, милиция предупредила: такие кражи практически не раскрываются.
— Дурак твой Сережка! — заметил я, понимая, что все правильно: маршальская звезда накрылась медным тазом.
— Что же мне теперь делать, Ши-ря-ев?
Светкины рыдания рвали мне душу, и я вдруг ляпнул:
— Я сам отыщу тебе ее!
— Кого? — удивилась Алябьева, внезапно перестав плакать.
— Звезду.
Она отстранилась и недоверчиво посмотрела на меня.
— Каким образом, Дима?
— Пока не знаю, — честно признался я. — Но найду!
Дома я понял, что погорячился. Как искать эту чертову звезду, было совершенно непонятно.
Главное, нельзя было посоветоваться с Юркой, братом-десятиклассником, умотавшим в субботу на сборы в Саратов. В прошлом году брат выполнил норму кандидата в мастера спорта и заявил перед отъездом, что чувствует: вот-вот он поплывет на мастера.
Порывшись в Юркином столе, я нашел старый цейсовский бинокль, к которому, разумеется, мне строго-настрого запрещалось прикасаться.