Пикап остановился на перекрестке под названием Четыре угла, они соскочили на обочину, помахали водителю и направились по тропинке вниз, к пансионату. Гретель ожила и строила планы — как они сейчас насыплют в вино побольше льда и будут с террасы смотреть на закат, а потом она нажарит китайской еды со свежими травами, которые они набрали три дня назад на соседнем холме, но в деле еще не пробовали.
Все так и получилось, по плану. Они сидели на террасе, смотрели, как солнце стремительно погружается в океан, как загораются огоньки на яхтах; слушали обрывки мелодий, когда бриз доносил их с набережной. Играли, видимо, в ресторанчике “Китовый позвонок”: слышно было и рояль, и саксофон, когда мелодия взлетала вверх.
Потом Гретель творила свою китайскую фантазию в сковородке-вок. Уже стемнело, искры летели в небо, блюдо пугающе скворчало и трещало. Потом они ели двумя вилками прямо из сковородки, столкнулись пару раз лбами, опять смеялись и дурачились.
А еще чуть позже Ганс включил лампу над столом и достал тетрадку. Перечитал последний кусок, чтобы вспомнить звуки и запахи, но сегодня рабочее настроение не накатывало, как это было вчера или позавчера — да в любой день, если подумать.
— Гретель, — спросил он, развернувшись на табуретке, — ты помнишь, как мы с тобой познакомились?
— Конечно. — Она пошевелила губами, считая петли, и оторвалась от вязания. — Ты сам разве не помнишь?
— Вот и расскажи, что именно ты помнишь. Мне надо.
— Для книги?
— Нет, просто так. Хочется понять — одинаково мы помним или нет.
— Хорошо. Я сидела и нюхала цветок. Потом подняла голову и увидела тебя.
— Где это было?
— В саду, у причала слева. У старой миссис Хоббс. Я сидела на берегу пру-
дика.
У миссис Хоббс действительно был единственный на острове небольшой пруд, и вода в нем была даже в сухой сезон, правда, солоноватая. Миссис Хоббс была тогда уже очень стара, и служанка вывозила ее в кресле на лужайку перед домом утром и вечером, на час, не больше, пока не слишком жарко. Она разрешала — правда, только хорошим знакомым — заходить в ее сад, сидеть в настоящей тени, под платаном, и любоваться цветами.
— Хорошо. А где я сидел? И что делал?
— Знаешь, — Гретель оживилась, — ты ведь сидел совсем рядом и тоже держал в руке цветок.
— Какой?
— Я не помню названия. Помню вот что: он рос в воде, на длинном стебле, и я его не срывала, а просто наклонила к себе. И ты тоже, — предупредила она его следующий вопрос.
— Так, а что случилось дальше?
— Ты спросил меня, причем так странно: “Кто ты?”
— И что ты ответила?
— Ничего, пожала плечами.