Своеобразно восприятие инта буддизма и буддийских монахов. В живом и таинственном устном творчестве этой народности монах выступает как кудесник, ищущий клад в ситуации, скорее типичной для пиратского романа, чем для волшебной сказки; он уповает на помощь натов, приносит им ночью дары, ведет коровопролитную битву за клад. И весь этот сильно засоренный буддизм вплетен в ткань авантюрного сюжета исключительной сложности и красоты, высоколитературного и не имеющего не только сходства с притчами, но и вообще прямых аналогий в мировой литературе. Никакой морали в конце нет, погибший в борьбе с драконом монах-кладоискатель становится почитаемым духом — хранителем озера Инлей. Вся легенда показывает, что жанр этот — живой для инта, по нему можно представить себе, сколь высок был уровень устного литературного творчества до того, как письменная литература взяла себе почти все лучшее, сузив сферу функционирования устной литературы определенным кругом людей. Мы видим массу «живой» магии, драконоборчество, еще не отлившееся в «житийную» форму, такие авантюрные детали, как неведомая женщина в цепях, чья-то кровь из-под воды, поиски клада на рассвете, пилюли, оживляющие убитых, и т. д. И все это дано сжато, без длинных пояснений, с массой отклонений от канонов «рассказываемой» литературы. Здесь виден не привычный деревенский комплекс реалий и ситуаций, а сфера города, но города давно ушедших веков, веков империи Паган; видимо, именно оттуда пришли те обломки сложной высокоразвитой литературы, о которыми мы встречаемся у инта.
Тот же ранний этап проникновения буддизма в представления горожан далекого прошлого мы видим в сюжете о Министре Волею Судьбы, с которым связано учение о карме в очень упрощенном, но и очень выпуклом виде.
С буддизмом же связана особая большая фольклорная тема народов Бирманского Союза — тема учения, знания; здесь, как и у ряда других народов, принцы едут не совершать ратные подвиги, а учиться, и действие начинает разворачиваться в пути. Сюжет этот тем более распространен, что учиться в «страну знания» едут и простые юноши. О странах, куда они едут, о городском обществе, о королевской власти инта знают много, но это — волшебные, условные «чужедальние страны», они отличают сказки инта от сказок чинов, где нет и волшебных городов, с одной стороны, и от сказок монов, где город и король —повседневная реальность, — с другой. Весь этот волшебный мир связан с буддизмом, который уже приобрел определенные новации в обществе инта, и, видимо, давно. Ряд сказок содержит осмеяние мелких домашних духов, духов можно подкупать и т. д.