он получил мощный импульс к развитию вместе с огромным престижем, еще более возросшим, когда он после падения Рима и Западной империи остался единственной столицей — как имперской, так и христианской.
Феодосий II надежно защитил столицу от внешних нападений, окружив ее поясом могучих крепостных стен, которые выдержали натиск и аваров, и персов, и арабов.>{8} Мало-помалу она превратилась в крупный город с многочисленным населением и множеством великолепных архитектурных сооружений. Среди них несравнимой жемчужиной, вершиной зодчества был всеми признан храм Святой Софии, возведенный в VI веке императором Юстинианом. Но превратности политических судеб приносили городу беду за бедой: борьбу фракций, мятежи, восстания, религиозные расколы, иконоборчество. Столица даже оказалась в руках крестоносцев (1204), которые устроили массовое избиение мирных жителей и разграбили ее сокровища.>{9} Когда Михаил VIII Палеолог вернул Византии Константинополь (1261), то это был уже город с поредевшим населением и как бы сжавшийся со всех сторон. Несмотря на усилия династии Палеологов возродить былое великолепие имперской столицы (то были последние золотые лучи заходящей византийской цивилизации), Константинополь так и не смог полностью оправиться от учиненного погрома. Собственно греческая территория Империи постепенно сокращалась по мере захвата ее болгарами, сербами и венграми на западе и турками на востоке. Соответственно сокращались и поступления в имперскую казну. К тому же генуэзцы, обосновавшиеся в Галате на северном берегу Золотого Рога, стали вместе с венецианцами посредниками в торговле Византии с внешним миром, лишив тем самым базилевсов львиной доли доходов. В конце XIV века османский султан Баязид I, властелин Малой Азии, Фракии и Болгарии, предпринял было осаду Константинополя, но первая попытка турок овладеть столицей Византии оказалась безуспешной. Спасло Константинополь чудо. Вторжение Тамерлана в Анатолию, поражение Баязида в битве под Анкарой (1402) и вызванный этим распад турецкого государства подарили Византии отсрочку в пятьдесят лет.
Казалось ли тогда грекам, что опасность устранена полностью? Они, по всей видимости, так и не поняли того, что их нежданное спасение было делом исторической случайности, которая приостановила, но не могла остановить османов в их стремлении к высшей цели — завоеванию Константинополя.
Однако они должны были отдавать себе отчет в том, что ранее покоренные балканские народы так и остались под властью султанов, и в том, что государственное единство османов, пошатнувшееся в Малой Азии, оказалось быстро восстановленным. Еще одна попытка турок под водительством султана Мурада II овладеть Константинополем (1422) не могла, казалось бы, не раскрыть грекам глаза на размеры нависшей над ними угрозы и не побудить их к принятию самых радикальных мер ради собственного спасения. В действительности же произошло прямо противоположное. Турки сняли и осаду, и блокаду столицы, но сделали это лишь после подписания договора о мире и дружбе между базилевсом Мануилом II и султаном Мурадом II — договора, который поставил Византию в положение вассала, а султана сделал ее сюзереном. Но греки были довольны: очередная беда, как бы то ни было, миновала.