7.
Я возвращлся узкой извилистой улочкой к Центральному Рынку. Каждый шаг давался мне с трудом, несколько раз я падал. Сама улица внезапно стала моим врагом, коварным и жестоким. Я задыхался, горячий воздух обдирал гортань, обжигал легкие. Глаза мои слезились, освещенные луной дома расплывались, теряя четкость очертаний. Они угрожающе раскачивались надо мной, они превратились вдруг в злых демонов-убийц. Мне казалось, что эта враждебная улица никогда не кончится, что она свилась в кольцо, и мне уже не вырваться из этого кольца. Но дома неожиданно расступились, улица ослабила хватку, и я увидел пограничные столбы. Я оглядывался по сторонам, пытаясь отыскать давешний бар, но вокруг царила полная тишина, и угадать, которая из разбитых витрин была именно той, не представлялось возможным. Я собрался с силами и зашагал быстрее, но у столбов снова остановился. Прямо на дороге лежал человек. Сначала я подумал, что это кто-то из перепивших в баре солдат. Подойдя ближе, я увидел, что человек лежит ничком, и у него из-под лопатки торчит короткая арбалетная стрела-болт. Я наклонился над убитым и перевернул его. На меня смотрело посеребренное луною лицо моего отца. Глаза его были широко открыты, губы крепко сжаты, на подбородке темной коркой запеклась кровь. Я медленно опустился на землю. После всего, что случилось за день, у меня уже не осталось сил пугаться. Чувство вины, не оставлявшее меня с момента прощания с отцом, стало еще сильнее. "Собирайся, пойдешь со мной..." На груди отца панцирь был пробит мечом. Из арбалета выстрелили уже в мертвого. Я не испытывал ни страха, ни отвращения. Только чувство усталости и чувство вины за... За что? За то, что не пошел с ним? За то, что последним словом, услышанным им от меня, стало слово "нет"? Или еще за что-то? Отец неподвижным взглядом мертвых глаз уставился в мое лицо. Я расстегнул плащ, аккуратно растелил его чуть в стороне и уложил на него убитого. Потом связал концы плаща, взвалил мертвое тело на спину. Кости мои затрещали. Я не думал, что он окажется таким тяжелым. Но делать было нечего, ждать помощи неоткуда. Я зашагал по направлению к дому. Теперь под моими ногами расстилался проспект,но и он вдруг ожил,стал враждебным мне, будто нарочно подбрасывал камни и ухабы, пугал внезапно вырывающимися из дворов языками пламени. Было душно, я задыхался, ноги мои подгибались под непомерной тяжестью, на лбу выступил пот. Рука мертвеца высвободилась из узла, легла мне на плечо. Остывшие пальцы цеплялись за подбородок. Я собрал последние силы и свернул к мосту, соединяющему проспект с нашей улицей.